Одного из напавших захватили, но добились от него немногого. Знал он лишь слухи: мол, не желает город больше быть острарским. Янгред оказался прав даже в большей степени, чем думал: не с Лусиль началась измена, Имшин и прежде склоняла мужа к простому: «Не Сычу мы присягали. Налоги дерет, плодит храмы попам на радость, а как питьевую воду нашу очистить или пару лекарей прислать – так нет денег». Карсо держался даже в Смуту. Бояре раскололись примерно поровну. Но вот наместника не стало, и все противники бунта, оставшись без его защиты, оказались в опале. Наступила бы тишина – до первого налогового сбора – но объявился Янгред, а за ним Хельмо. Враги. Царевы шавки. «А ты, ты что думаешь, ты сам кому верен, разве шавка я?» – обратился Хельмо к пленнику, но тот лишь, вытерев окровавленное лицо, смерил его тяжелым взглядом: «Я не думаю. Я служивый человек. Что сказал боярин мой, то и делаю. Дом защищу, что от тебя, что с тобой вместе».
Утром атаковали повторно, тоже неудачно. На новом совете Янгред напомнил, что мортир хватит, чтобы снести верхушку башни и, если рискнуть приблизиться, – пробить ворота. Хельмо отказался, вызвав недовольство огненных, да и многих своих. У всех были доводы. Восьмерица зло твердила, что «миловаться» с Инадой нечего, сломить, наказать – и ладно. Хайранг и Инельхалль рвались на помощь плененным рыцарям, но требовали предельной дипломатической осторожности. Некоторые их сослуживцы предлагали бросить город и начать поход, опасаясь, что не получат денег: в договоре с Хинсдро не говорилось об участии в «распрях». Хельмо внимал всем, с ужасом понимая: нужно справиться любой ценой. Не на кого надеяться. Проиграет сейчас – собственные солдаты, и так-то неуверенные в судьбе страны, окончательно падут духом, а чужие не признают в нем лидера, равного Янгреду. Равного… тот все молчал, в лицо не глядел, от чего становилось еще хуже.
В конце концов, когда сторонники и противники штурма начали ругаться всерьез, кто-то обозвал Инельхалль «бабой-дурой» и все схватились за оружие, Хельмо вышел в центр круга командующих и оборвал споры взмахом руки. Наверное, вид у него был как у ожившего покойника: кровь отхлынула от лица, голова кружилась. Не сразу, но настала тишина. Ледяной Клинок, напоследок сердито на кого-то пошипев, убрала в ножны меч.
– В Инаде, – собравшись, заговорил Хельмо с паузами, чтобы выровнять дыхание и чтобы успевал переводчик Свергенхайма, – наши союзники. От нее я жду людей. И не стоит уходить, оставляя в тылу такого врага. Что касается денег… – Он посмотрел на самого плотного из огненных офицеров, того, чьи доспехи украшало такое количество золоченых элементов, что слепило глаза. – Даже если царь не оплатит вам помощь… – Он развел руками и усмехнулся: – В договоре прописано, что вы не можете грабить наших жителей. Но никто не запретит вам грабить иноземцев, участвующих в заговоре. Ведь…
– Никто, – поддержал Янгред, проснувшись и верно истолковав брошенный взгляд. Лицо его тоже казалось белее прежнего, но губы уже растянулись в недоброй улыбке. – В крайнем случае я отвернусь.
– Мы оба, – заверил Хельмо, заметив, что кое-кто повеселел и навострил уши. Пиратские корабли явно были для язычников неплохим кушем.
– И все же. – Янгред поднялся с пня, на котором сидел, и прошел к Хельмо. Смерил его знакомым холодным взглядом, сощурился. – Я настаиваю на точном времени. Сколько отводим на это змеиное гнездо? Нам некогда тут зимовать.
Тон был резким, но Хельмо понимал: из-за первых провалившихся атак он тревожится о своих. Тревожится так, что прячется опять за маской «надменного принца». И тоже… оценивает союзника. Это утраивало ответственность за каждое решение. Но за бессонную ночь Хельмо успел многое обдумать, еще больше – вспомнить.
«Какие времена… такая и расплата». И средства. Времена – отчаянные.
– Двух дней должно хватить, – ровно произнес он и сам повторил то же на огненном языке. – Потому что у меня есть план.
Вокруг зашептались, несколько человек даже вскочили. Кто-то из младших иноземных офицеров закатил глаза, Инельхалль тут же пихнула его «железным» локтем. Светлый взор ее буквально пронзил Хельмо, от чего стало крайне неспокойно. На него таращились все, но именно этот взгляд он буквально осязал. Мелькнула дикая мысль: так могла бы глядеть покойная мать – откуда-то, где находится сейчас. Она, по слухам очень лихая, вероятно, одобрила бы то, что он задумал. А значит, нужно пробовать.
– И какой? – Губы Янгреда опять дрогнули в усмешке, недоверчивой, но беззлобной. Хельмо даже почудилась там надежда.
– Дикий. – Уверенности в сердце было куда меньше, чем в интонации. – Подобное применялось в одной древней войне, и благодаря этому сняли осаду, длившуюся пять лет.
– Обнадеживающе, – осторожно подал голос Хайранг. – А у нас выйдет быстрее?
Но Янгред больше не скрещивал на груди рук. Он опустил их и крепко обхватил левой запястье правой. Судя по выжидательному взгляду, он готов был выслушать и помочь додумать. Подтвердил это вслух:
– Не терпится услышать, мировую историю я знаю прескверно.