– Не разлюбил ли тебя царь? Не утомил ли он тебя своими буйствами или ты – его?
Ей ли не знать: сложно с Вайго. Еще при сватовстве показалось: он что неусмиренный лев, звериный повелитель, пробравшийся хитростью к людям. Не говорит – рычит, даже ластясь. Не смеется – ревет, даже веселясь. Немногие с ним счастливы: краса-жена – дерзкая боярыня, белая как лебедь; желтоглазый советник, которого рыком не сбить с пути; львы поменьше – те, что ходят в военные походы, да он – ведущий их. Славный витязь, но в иной шкуре. Единственный, кому не страшен удар львиной лапы. Кто сам ударит – и лев присмиреет.
Сверкают серые глаза. Не обидой-злосчастием, а нежностью.
– Что ты… мы, как и прежде, глядим в одно небо. Не всем это нравится, но да.
Другая догадка не лучше, вспыхивают в памяти желтые глаза под черными бровями.
– Стало быть, бояре душу тебе мотают. – Она оглядывается. – Взять хоть этого, Сыча, что ненавидит убивать зверей, зато с людьми неласков… С тобой тоже?
Он молчит, хмурясь. А ей как никогда хочется шепнуть: «Уезжай со мной, поживи у нас, поиграй с моими детьми, и пусть они все по тебе тут тоскуют». Будут ведь тосковать, пожалеют, что все чаще одергивают и просят: «Тише. Скромнее. Сиди, и пора бы тебе отступиться от царя». Отступиться. Понимали бы они, о чем говорят.
– Такие, как он, уже ненавидят тебя. Ты ведь знаешь? Шепчутся, что ты царевой любовью злоупотребляешь, казну спускаешь на ратников, да еще с царицей теперь что-то крутишь… – решается спросить: – Правда это? Последнее? Она ведь…
Прекраснее русалки, светлее снега, статнее иных принцесс, несмотря на боярскую кровь. Помнит Имшин, как, еще невестой Карсо, впервые увидела ее на пиру, как замерла, точно крошечная девочка перед великолепной скульптурой, как назвалась с гадким акцентом и зарделась, но Рисса, тихо смеясь, ухватила ее за руки, тряхнула так, что зазвенели браслеты, и сказала: «Ты очень красивая и звонкая. Хорошо, что ты теперь с нами». Не случилось меж ними дружбы, далеко жили, да и не до дружбы было царице, воспитывавшей двух царевен и царевича. Но пир запомнился. Как Рисса хлопала, когда Имшин танцевала для гостей. Как на следующий день блистала на охоте с мужем – меткая, беспощадная. Как подарила Имшин кокошник и расшитое алмазами платье, в которое, располнев после родов, уже не влезала. Все любили Риссу. И названый брат тоже.
Но ответ – лишь смех. Взял уже он себя в руки, звенят бубенцы в его волосах.