Серебряная клятва

– Что они скажут, если некому будет спускать на ратников казну, а враг появится у ворот? Дураки, но мне не до них. Не до них, не до себя и не до нее, но… – будто срывается вдруг, шепчет: – Уехать я хочу, сестрица. Туда, где никто не найдет. И… и Вайго ненадолго увезти, устал он. – Вздыхает. – Но так не будет, знаю. Помаюсь – да все и пройдет, и с боярами я замирюсь. Никуда мы без друг друга, никуда, все это знаем.

Сама просила отповеди, а теперь жалеет. Тревожно становится, когда оглядывается она на алую цепочку, тянущуюся по снегу за чужим конем. Склоняет голову – смотрит в мертвые, точно слюдяные глаза зверей. Особенно страшна лисица с рассеченной палашом мордой, это от нее натекает кровь. Все больше, больше, хотя должна была уже застыть.

– Худой мир не всегда лучше добрых ссор. Поберегись, брат. Поберегись. А коли что знай: мы с Карсо всегда укроем.

Ей не успевают ответить: кричит в воздухе быстрый белоперый сокол, подлетая; садится на вскинутую руку; бьет крыльями. Острый у сокола клюв, желтые глазищи, знакомые – мерзкие, но что взять с птицы? Теплеет при виде сокола братов взгляд.

– Птицу эту подарил мне Вайго, знаешь? И краше ее – только его собственная. Вон…

Поднимает руку, направляя взгляд Имшин. И правда: кружит, кружит в ненастном небе двухглавое существо из красно-рыжего огня. Кружит все шире, кричит гортанно, будто ищет кого или что-то накликает. Глаз не отвести, но голову хочется прикрыть.

– Он теперь берет ее на охоту? Она ведь священна, не дай бог кто убьет, – шепчет Имшин.

Ответ неколебим:

– А воля, свет мой? Ей нужно иногда летать. Иначе захиреет. Как все мы. Как…

Странная мелькает мысль, странный образ, и она говорит вслух:

– Птица птицей. Золото золотом. Но только ты – его сокол. Серебряный.

И летать вам вместе, и глядеть в одно небо, даже если станет оно темным и грозным.

Он улыбается. А ей мучительно печально, ведь смертью веет от этой любви.

* * *

Хельмо не обманул: город продержался только до заката. Покорился, едва пал порт, а большинство союзников-иноземцев – те, чьи корабли уцелели, – обратились в бегство. Оставшиеся стрелецкие части, боярские дружины и горожане постепенно сдавались; упрямых окружали и разоружали. Оборона шла разрозненно; похоже, не все даже понимали, что, как и от кого защищать, чьи слушать приказы. Солдаты справлялись довольно быстро, пусть и получали то обстрел из окон, то пару зажигательных бомб. Чтобы вразумить некоторых, хватало и доброго слова. Люди напуганы и сомневаются куда больше, чем злятся, – то, что Янгред увидел яснее всего.

Дольше всех стояли те, кто сдерживал у центральных казарм наемников. Но, в конце концов, когда пленники, вместо того чтобы в очередной раз прорываться по улице, влезли на обгорелые крыши и открыли огонь оттуда, сдались и эти стрельцы: с тыла их уже теснил пришедший на выручку Хайранг и присоединившиеся к его людям эриго.

Теперь очаг сопротивления остался один. Резиденция градоправителя. Голубой замок.