Серебряная клятва

– Зрелищное безумие, – повторили неживые губы. Что еще сказать? Скверно, когда сбываются все твои страхи, скверно, когда все кончается, не начавшись, но он хоть боролся, как мог, и почти не потерял себя. Горько немного… но Имшин и прочим судья – бог.

Он начал поднимать пистолет, выцеливая какого-нибудь всадника. Рука слушалась плохо; липкое ощущение собственной крови на деревянной рукояти не давало даже ухватить правильно. Чужая ладонь быстро поправила положение пальцев, легла поверх, и он вздрогнул.

– На спуск. Вот так. Кстати, слышал, что некоторые дурни зовут его курком?

Янгред нервно усмехнулся, а потом голос его вдруг заглох и вовсе пропал. Иной, ниже и старше, шепнул, обдав пылающее лицо ветром: «Палец на спуск, Хельмо. Нет, не так. Хороший пистолет не хуже ловкого сокола. Послушается. И не укусит…» Вспомнилось: тогда тоже ободряли, радовались каждой пораженной цели… Давно. Будто и не взаправду, ныне же рядом совсем чужой человек.

Чужой. Нет. За этого чужого он уже даже убил.

Они переглянулись – казалось, за пару мгновений до того, как тишина в последний раз взорвется. Страх ушел, рука перестала дрожать. Хельмо оскалился, Янгред ответил таким же оскалом. Солнце согреет всех, а кого не согреет – сожжет.

– Хельмо! – донеслось из дымки, шепеляво и испуганно. – Хельмо-о, а-а!

Всадники наконец приблизились, обрели черты. Зачем звали, что за обман – не понимая, не до конца владея собой, Хельмо начал было прицельнее наводить оружие на того, кто несся в упор и бешено таращился, но теперь Янгред его удержал, резко дернул кисть вниз.

– Так. Безумие откладывается! А ну тпру!

На последний возглас лошадь прянула, начала неловко разворачиваться. Всадник едва не свалился, взвизгнул возмущенно: «Ты енто, чокнулся?», и Хельмо наконец очнулся, спохватился, глухо засмеялся, не веря глазам. Он даже захотел обнять Цзуго, шатающегося в узком седле как куль с мукой. На миг, но все же. Его окликали один за одним знакомые голоса, и каждый нес облегчение. «Матросы»! Выбрались из порта! Цзуго вон, был даже в нагруднике и шлеме, которые, скорее всего, украл по дороге с рынка. Конь под ним, как и под остальными, был шелковый – черный, желтоглазый и пугливый; едва Цзуго все же спешился, рванул прочь. Двое других солдат уже бежали к воротам; несколько эриго спешили за ними.

Мужчины ухватились за цепь и потянули, девушки помогли – и с засовом справились быстро. Хельмо ринулся к створкам, остальные за ним. Распахнули настежь – и лишь тогда силы наконец отказали. Небо упало. Перед глазами сильнее побежали кроваво-черные круги.

– Вот это да! – ликовал кто-то над самым ухом.

– Хельмо, ну вы задали!..

– А ты сила, огненный! – похоже, это Цзуго подлизывался к Янгреду.

Хельмо слышал, но не слушал. Сам не понял, как вышел за облицованные перламутром створки, как сошел с подъездной дороги, как у стены рухнул на колени. Уперся ладонями в густую траву, захлебнулся дыханием – и забыл, где находится, на несколько десятков бесконечных секунд. Зажмурился, низко наклонив голову, – и ясно увидел перекошенное лицо стрельца, льстивую улыбку Имшин, окровавленные руки Янгреда, дядину гербовую печать. Застонал и прогнал все это из разума. Ничего не кончилось. Нет. Не время.

Он очнулся от трескучего хлопка и понял: к небу взметнулись знакомые искры. Шутиху пустила стоявшая сразу за воротами Инельхалль. Сжимая траву окровавленными пальцами, Хельмо, скорее, почувствовал, чем услышал: со стороны леса мчатся, сотрясая землю, ждавшие в засаде отряды. Путь был открыт, на башне никто уже не подстерегал. Врага ждали снаружи, но никак не изнутри, хотя именно так приходят самые страшные враги. Хельмо шатко поднялся, расправил плечи и вошел в город, стараясь не выглядеть так, будто умирает.

Цветной дым почти рассеялся, все обнажил. Мертвые и раненые лежали в пространстве меж башней, казармой и аркой; почти все – стрельцы. Темнели пятна пороха, дробленого камня, крови. Кого-то потоптали лошади – эти тела превратились в месиво плоти и ткани. Чей-то мушкет – видно, от неаккуратной перезарядки – взорвался, разворотив хозяину грудь и оторвав правую руку. Хельмо отвернулся. Его не должны были волновать убитые враги. Да. Враги. Сейчас, как ни ныло сердце, лучше было побеспокоиться о союзниках.

Эриго потеряли только одного бойца. Вокруг нее и собрались: не плакали, лишь скорбно глядели на девушку с длинной алой косой. Астиль. Ясными зелено-голубыми глазами она смотрела в небо, а Хельмо слышал мягкий грудной голос: «Я верю, что вы хороший командир». Хороший ли? В горле встал ком, и Хельмо не посмел подойти ближе.

Переговорив, несколько девушек опустились на корточки и стали поднимать ее. Отнесли к ступеням оборонной башни. Уложили там.

– Тут сейчас, наверное, будет спокойнее всего. Потом заберем. – Это шепнула Инельхалль. Она приблизилась так незаметно, что Хельмо вздрогнул.