Серебряная клятва

– Стойте! – глухо велел Янгред, тоже заметив его и угрожающе приподняв ладонь.

Мужчина с усилием поднял голову, и Хельмо встретил его пристальный взгляд. Это не был ни пират, ни шелковый наемник, просто стрелец – плечистый, с широким лицом и русыми волосами, тронутыми ранней сединой. Алым расцветился кафтан на его правом боку.

– Сволочь… – Лицо, облепленное обагренными прядями, перекосилось. Он смотрел на Хельмо, только на него. – Чужим продался… чужого приволок…

«Чужой». Опять это «чужой», выплюнутое с яростью и омерзением.

– Они не… – запинаясь, начал Хельмо. Он не понимал, почему так сухо во рту.

– Нет, ты их не впустишь, щенок, – заборомотал стрелец, швырнул бердыш, рванул с пояса пистолет. – Никого не уведете, не полезем мы в вашу погань, нет…

Он прицелился в Янгреда – и Хельмо выстрелил раньше, чем пришел в себя. Чуть не опоздал: взгляд, эта оголтелая уверенность и злоба заставили его на миг потеряться. С пробитой головой мужчина рухнул ничком, без единого звука, а кровь в ушах застучала так, что подогнулись ноги. Оцепенелый Хельмо смотрел на расплывающееся по брусчатке алое пятно, похожее на раздавленное солнце. В голове звучали дядины слова.

«Режь, не щадя, если кого-то заподозришь. Иначе прирежут тебя».

Стало тогда страшно. А теперь – еще страшнее.

– Ты здесь вообще? – рявкнули рядом. – Эй, очнись!

Янгред успел отвернуться, опять навалился на нижний засов, зарычал. Хельмо, тяжело сглотнув, перезарядил оружие и бросился на помощь. Они налегли и отодвинули массивную перекладину почти быстро, в три подхода. В них стреляли еще несколько раз, но издали и пока промахивались. Эриго сдерживали напор, но судя по усиливающемуся шуму, к воротам спешили еще люди. Свои ли? Хельмо предпочел не гадать. И не смотрел на распростертого неподалеку стрельца. Запрещал себе думать о случившемся. И о словах, роящихся в рассудке.

Продался. Иноземец хуже боярина. Режь.

Второй и третий засовы находились выше. Чтобы сдвинуть их, нужно было потянуть тяжелые цепи, пропущенные через шестерной механизм, а как дойдешь до упора – закрепить звенья на тяжелых крючьях. Хватаясь за ближнюю цепь, Янгред хмуро всмотрелся в Хельмо. Заметил неладное.

– Что с тобой? Ранили?

– Ничего, – глухо откликнулся Хельмо, перехватывая цепь выше. – Тяни…

Янгред вгляделся пристальнее, явно хотел добавить что-то, но Хельмо, злясь, скорее, на себя за невозможность собраться, чем на него, почти крикнул:

– Тяни, времени нет!

Руки у обоих не были защищены: наряд купцов не предполагал ни кольчужных, ни пластинчатых перчаток. Крупные длинные шипы, которыми в изобилии облицевали цепи, мгновенно впились в ладони. Янгред зашипел, но крепче сдавил темный металл; Хельмо вовсе ощущал боль сквозь какую-то пелену, не придавал ей значения. Не сговариваясь, потянули резче – механизм заскрежетал, шипы вонзились глубже, в нос ударил кислый запах ржавчины. В висках опять застучало, а вскинув голову, Хельмо заметил, что засов сдвинулся едва на полпальца. Четверо. Его открывали четверо. Едва ли эти люди были измотаны долгой дорогой через зной и взвинчены перестрелкой.

– Проклятье, – выдохнул он.

…И точно никто не делал этого голыми руками.

Просвистела пуля, вгрызлась в кита, но и ее Хельмо увидел как сквозь туман. Из дыма кто-то приближался, не разобрать кто, да и не до того. Янгред вдруг выпустил цепь, и она с грохочущим лязгом поехала обратно – мышцы тут же отозвались такой болью, что Хельмо охнул, едва устоял. Оказалось, Янгред отвлекся подстрелить часового, выскочившего из башни с мушкетом. От отдачи пистолет выпал из окровавленных, негнущихся пальцев. Не обратив на это внимания, Янгред снова бросился к цепи.

– Извини…

– Какая ерунда, ты спас мне жизнь, – прохрипел Хельмо, но думал о другом: еще один «свой», «свой», который оказался «чужим», а ведь на другое была надежда. Сколько «своих» перебили в тумане? И…

Янгред дернул цепь, скрежет врезался в уши и раздробил горькую мысль. Засов проехал в пазах еще чуть-чуть, но больше Хельмо не мог на него смотреть. Сосредоточился лишь на руках – своих и Янгреда. По проржавевшему металлу кровь бежала, смешиваясь, и падала на камни; ладони жгло. Казалось, они уже стесаны до мяса.

– Ты… – Он посмотрел Янгреду в лицо. Искусственная «смуглость» стекала вместе с по́том, глаза воспалились, вздыбленные волосы горели на солнце. Принц исчез. Как там звали повелителя рыжего огня, Святого Отца, которому поклонялись в Свергенхайме?..

– Да? – сдавленно отозвался Янгред.

«Я зря привел вас сюда. Ты был прав. Здесь все чужие. Я все испортил».

Но Хельмо медлил: дыхание сбилось, язык заплетался. Он вдруг вспомнил, как мальчишкой, да и в отрочестве, иногда представлял свою смерть. Всегда героическую, в бою. Рядом воображение рисовало то соратников, то врагов, то волшебных чудовищ. Но никогда – чужих богов.

– Эй, – выдохнули рядом. – Эй, ничего еще не кончилось. И ты все делаешь верно.