– И не смогли люди поднять Его, ведь Бог был так худ, но так тяжел. Тяжел, как земная твердь, тяжел, как мирская скорбь. И оставили они Его во поле, где Он пал, и натащили валунов с морского брега, и оградили тело от взглядов праздных, зверей голодных, ветров холодных. – Глубокий вздох. – И прошел день, и прошла ночь. А на рассвете Бог воскрес. Склонились пред ним люди, и во второй раз за свое Пришествие умыл Он им лица. Ведь весь день, всю ночь люди лили слезы, скорбя по Спасителю. Возрадовались люди. И дал Он им Злато-Птицу. И сказал Он им: свет воскресил Меня и пусть пребудет навеки с вами. И вознесся Он на небо, откуда пришел.
Дядя смолкает, но среди детей все висит и висит тишина. Молчит и Хельмо: как и всегда, поражен. Так красиво, красивее всех его неловких попыток. Даже покраснели щеки от собственного тонкого голоска. Но от сердца отлегает, стоит получить еще один теплый взгляд. А дальше дядя говорит строже, суше, как поначалу:
– «И сказал Он им: свет воскресил Меня». Какой это был свет, дети?
– Солнечный! – восклицает вразнобой несколько голосов. Дядя щурится.
– Уверены?
– Да! – отрезает громкая, дерзкая Сира, мотнув косицей. – Какой же еще?
Хинсдро одаряет ее задумчивым взглядом. Склоняет голову, точно сомневаясь.
– Прошел день, дети. И прошла ночь. Все верно, солнечные утверждали: бога воскресило рассветное солнце. Но лунные спорили: это загадочная луна вернула Ему жизнь. И когда солнечные узнали, что лунные вовсю насаждают свою правду императорской семье, случилась та самая междоусобица, разделившая нас. – Он вздыхает, сжимает губы. – Солнечных было больше, они завладели столицей. Империя распалась надвое, ведь с лунными ушел на восток и брат царя, привечавший их первосвященника и сам мечтавший о короне. Меж династиями нашими ныне уже и нет родства. Как нет его меж нашими душами.
– Совсем нет? – Хельмо не сразу понимает: это его голос. Дядя глядит удивленно.
– Что?.. – Но страшно продолжать: это переспросили с… досадой?
– В Осфолате живут одни враги? – вторит ему Димира, и Хельмо благодарен ей.
Дядя медлит, думает. Вроде все же не злится, спокойны глаза.
– Там… чужие, – наконец отвечает он, глядя на царевну в упор. – Чужие, хитрее и опаснее. Они ведь все повторяют за Цветочными землями. А в Цветочных землях и вовсе одно язычество, разврат, пиратство и ворожба…
– Пиратство! – восклицает вдруг толстый Хэно. – А ты знаешь истории и про…