Серебряная птичка

Они вернулись в трактир. На первый взгляд всё было так же, как прежде — никто лишний не подходил, не докучал. Только о Сайгуре кто-то позаботился, накинул ему на плечи его плащ с меховой оторочкой, разом отделив от остальной толпы. И обслуга бегала резво, на столе сразу появилось ещё вино и другая снедь. Хвост покачал головой, то ли удивляясь чему-то, то ли усмехаясь.

— Надо же, как бывает. Мне теперь до вас, милорд, и с горы рукой не достать, — пошутил.

— Однако не завидуешь. Правильно?

— Правильно, — серьезно кивнул Хвост. — Что теперь будет — не опасаешься? Куст этот фейский…

— Пусть сгорит. Жалею, что не сделал этого в первый день. Боишься со мной рядом сидеть — уходи.

Хвост только усмехнулся. Сказал:

— Я тут много лет езжу. Но я среди своих, со всеми лажу, иногда и подлаживаюсь, и то всякое бывает. А сходу получить такие владения — лучше уж ежа в штаны. Шучу, не сердись… милорд.

— Ежа в штаны? — Сайгур рассмеялся, шутка показалась ему подходящей. — Ну спасибо. Поддержал. Вот что ты слышал про эдельвейсы, расскажи? И что за Ничейная дорога?

— Про эдельвейсы я одно и то же слышал по всем княжествам, до самого Загорья. Якобы не может девица не взять цветок, если есть любовь. Даже если не собиралась брать. Или выгоды ей мало в этом парне, или родители не позволяют. Бывает, сама считает, что другой больше по душе, а это ошибка. Есть же девицы, которые сами не знают, чего хотят? — Хвост заулыбался. — Но если взяла эдельвейс, то отказывать не принято. Якобы это к плохому приведет. Только цветок парню самому найти и сорвать надо. Слыхал я, что некоторые семьи своих дев без эдельвейса и замуж не выдают. Но это не тут, это дальше, — он махнул рукой, обозначив направление в сторону Загорья. — А тут… Трудно, наверное, эдельвейсы найти. Далеко и высоко.

Сайгур слушал, хмурясь.

— А чужим жёнам дарить?

— Муж голову снесет! — хмыкнул Хвост. — Я так думаю. Но если муж позволит… всяко ведь бывает, вдруг надо? Калека, наследников нет, вот и… Да ты это лучше у местного люда поспрашивай. Но я о таком только сказки слышал, что якобы в старые времена… Налей-ка мне ещё!

Сайгур налил. Вдруг его осенило:

— Слушай, а ты не на Асту глаз положил? Та, светловолосая, что ты провожать вызывался. Кто у нас тут ещё кандрийка, да красивей королевы?

— А она тебе кто? — ответил Хвост вопросом на вопрос.

— Сестра жены. Тетка моих сыновей, — как само сказалось. — Она их растила, потому и замуж не вышла. Видишь, я перед ней в долгу. Кому попало не отдам, заботиться буду.

Все верно, когда-то он и считал Нантель женой, хоть и не по закону. А что не говорил об этом — зачем говорить, и так ясно. С Астой, конечно, было иначе.

Хвост кивнул — дескать, услышал.

— Она красавица, редкая. Не забудешь.

Сайгур только плечами пожал. Он к Асте привык, помнил её ещё худой голенастой девчонкой с мельницы. Красавица? Ну наверное…

— Ты не сердись, но я отдал бы её только надежному и небедному, — сказал он Хвосту. — А про тебя пока не понял. Купец ты, бродяга. Знаешь про звон своих монет, но часто они у тебя звенят?

Тот усмехнулся:

— Ладно, еще поговорим.

— И с ней столкуйся. Без её желания не получится.

— Это само собой.

— Ага. Два дня срок немалый, чтобы смотрела ласково, — опять развеселился Сайгур.

— Вот именно, дружище. Налей ещё!

Глава 37. Последствия

Утром Сайгура разбудили. Нестерпимо яркий свет лампы, тени в комнате, голова болит и от подушки не отрывается… К его лицу что-то прикасается, трещит рвущаяся ткань, голоса, лицо жжёт, и руку тоже, и это очень больно. Он открывает глаза и всматривается, моргает, пытаясь отвернуться от яркого света, и несмотря на боль радуется, видя её, ту самую. Вот ведь как хорошо, что она пришла! Он пытается приподняться и поймать женщину, уронить её на себя, побыть совсем близко, обнять и потискать, чувствуя её тепло и вдыхая её запах — и кажется, что тогда и боль эта уйдёт!

Не поймал — она успела отстраниться, что-то сказала сердито. А точно она тут? Он снова потянулся — и получил ощутимый хлопок по руке. Почему-то слышал её голос и не разбирал слов. Да что же это такое, сколько можно?

— Иди ко мне, — попросил он, как просят воды в пустыне. — Не уходи никуда. Не могу больше…

Она опять что-то сказала — и темнота обняла его мягкими уютными лапами, унося боль и ещё что-то, явно неудобное и очень плохое.

Потом Сайгур опять проснулся. Уже рассвело, и не было никакой лампы. Перед его лицом — ладонь, маленькая — ребенка, женщины? Ладонь скользила вокруг его лица, то приближаясь, то отдаляясь. Браслеты на запястье. Браслеты он узнал. Тяжело выдохнул.

— Леди Юна? Что вы делаете?!

— Просветляю вам разум, лорд Сайгур, — теперь он не только слышал голос, но и отлично понимал слова.

Она убрала руку.

— Вот что это такое, лорд Сайгур? О чём вы только думали? — в голосе был упрек и легкая усмешка.

— Я не думал, — пробормотал он, и это было предельно честно.