Серебряная река

— Он таки поступил к тебе на службу. Он предложил себя для Бригады дэвов. Он будет проходить подготовку в Цитадели с целью стать твоим личным охранником, а пока он может войти в твой круг. Он явно довольно талантливый лучник.

«Лучник?» Мунтадир застонал.

— Нет, не вынуждай меня принять какого-то провинциального аристократа, который хочет стать Афшином под моим крылом. Я тебя прошу.

— Не будь таким снобом. — Гассан снова уставился на арену, где Али нанес еще один удар. — Джамшид получил образование в храме, он образованный аристократ дэв. Я уверен, он хорошо впишется в твою маленькую свиту поэтов и певцов. Что говорить, я хочу, чтобы ты постарался в этом направлении.

Мунтадир нахмурился, услышав непреклонность в голосе отца.

— Что-то случилось?

— Нет. — Линия губ Гассана стала еще строже. — Но я считаю важным иметь Джамшида в твоем окружении, быть уверенным в его преданности, подлинной преданности. Нам не повредит, если надежный дэв займет столь высокое положение. — Он пожал плечами. — А если этот надежный дэв будет среди твоих домашних… то еще лучше.

Хотя они разговаривали тихо и на гезирийском, Мунтадир время от времени поглядывал через плечо отца на собравшихся, чтобы удостовериться, что никто из них не подслушивает.

— Ты в чем-то подозреваешь Каве?

Мунтадир помедлил. Ему пришлось не по душе решение отца назначить несколько лет назад Каве э-Прамуха великим визирем, но он тогда был слишком молод (и слишком боялся высказывать свое мнение, если оно не совпадало с королевским), чтобы возразить. Это решение было принято вскоре после убийства Манижи и Рустама руками ифритов, когда сам Дэвабад был на грани хаоса и никто не желал слушать недобрые предсказания недоросля королевских кровей из рода Кахтани.

Гассан, вероятно, прочел его мысли.

— Говори, что у тебя на уме, эмир.

— Я ему не верю, абба.

— Потому что он дэв?

— Нет, — ответил Мунтадир уверенным голосом. — Ты знаешь — я не из таких. Многим дэвам я доверяю. Но среди них есть такие, которые никогда не перейдут на нашу сторону. Я могу это чувствовать. Ты можешь это видеть. За душевными улыбками в их глазах недовольство.

Выражение лица Гассана ничуть не изменилось.

— И ты считаешь, что Каве — один из них. Он прекрасно себя зарекомендовал в роли великого визиря.

— Конечно, зарекомендовал. Он пока в таком положении, что не может предпринять никаких шагов. — Мунтадир покрутил серебряное кольцо на пальце. — Но я думаю, что мы должны опасаться человека, который был так близок, как он, к Маниже и Рустаму. Абба, иногда Каве смотрит на меня… как на насекомое. Он никогда не позволяет этому проявиться в его действиях, но я готов биться об заклад, что в своем доме он называет нас песочными мухами, которых нужно прихлопнуть.

— Тем важнее иметь своего человека в его доме.

— И ты считаешь, что его сын — наилучший выбор для такой роли? Внедрить настоящего шпиона в его дом можно гораздо более простым способом.

Гассан отрицательно покачал головой:

— Я не хочу никаких шпионов. Мне нужен его сын. Мне нужен кто-то, кого я могу использовать, кто-то, про кого Каве знает, что я могу его использовать, но кем он не осмелится рисковать.

Мунтадир знал, что на самом деле говорит его отец. Он уже видел, как такие схемы разыгрывались раньше: сыновья политических оппонентов брались в Цитадель, предположительно для последующей достойной карьеры, но еще и для того, чтобы у горла их родителей, если они надумают пересечь черту, постоянно был клинок. Жены приглашались компаньонками к королеве, а потом, если на их мужей падало подозрение, их задерживали в гаремах.

Его отцу требовался заложник.

При воспоминании о веселой улыбке Джамшида мурашки вины побежали по коже Мунтадира.

— Ты хочешь испортить ему жизнь? — спросил он наконец.

— Надеюсь, что ничего такого не потребуется. У тебя талант очаровывать людей. Есть придворные, которые кровь готовы пролить, чтобы втереться к тебе доверие. — Гассан прищурился. — А потому прими яркоглазого честолюбивого Афшина и сделай его своим ближайшим другом. Покажи сыну Каве обаяние, богатство, женщин… рай, которым могла бы стать его жизнь. И убеди его в том, что его счастливая судьба зависит от твоей. И нашей. Это не должно вызвать затруднений.

Мунтадир взвесил услышанное. Он хорошо знал отца, а потому порадовался, что тот просит его только о том, чтобы он подружился с Джамшидом, а не отравил его, не втянул в какую-нибудь скандальную историю.

— Значит, подружиться? Сделать его одним из моих сподвижников?

В глазах его отца мелькнуло выражение, которое Мунтадир не смог истолковать.

— Я не стал бы возражать, если бы ты смог развязать его язык и разузнал о его жизни в Зариаспе. О том, что ему известно об отношениях его отца с братом и сестрой Нахид.

Мунтадир провел пальцем по кромке чашки. То ли от вина, которое все еще бурлило в его животе, то ли от слов отца, но его желание пить кофе пропало.

— Ясно. Если это все…

Крик Али привлек его внимание. Мунтадир успел повернуться вовремя, чтобы увидеть, как зульфикар вылетел из руки его брата.