Серебряная река

Этот вождь, теперь уютно устроившийся в спальне с Мунтадиром и вроде бы — впрочем, Джамшид в этом практически не сомневался — еще не менее чем четырьмя людьми, включая и женщину, которая была женой вождя и начисто лишенной слуха певицей.

Из-за двери доносился легкий смех Мунтадира, дразнящий звук, от которого начинал беситься желудок Джамшида. Он не мог разобрать слов эмира, но в шутливом тоне не слышалось ни испуга, ни подавленности. Правда, Мунтадир никогда и не был подавленным или испуганным. Напротив, эмир Дэвабада, казалось, плывет по жизни абсолютно довольным и уверенным в себе, ничуть не беспокоясь о таких понятиях, как безопасность. Да и зачем ему это? У него были другие люди, которые за него думали об этих проблемах.

Например, такие люди, как Джамшид, который ловил себя на том, что хватается за кинжал каждый раз, когда военный вождь испускает кудахчущий рев. Маленький кинжал был единственным оружием, разрешенным Джамшиду. Мунтадир говорил, что они не должны казаться грубыми или не вызывающими доверие. Ни в коем случае. Гораздо лучше, если эмира убьют, а потом Джамшида и остальных дэвов казнят за то, что допустили это.

«Может быть, тебе стоило подумать об этом прежде, чем ты покинул Храм и вступил в королевскую гвардию». И да, представляясь Гассану, Джамшид предполагал, что поступит в Дэвскую бригаду в качестве лучника, в каком качестве будет с гордостью защищать квартал его племени, а не персонально охранять старшего сына Гассана, проходя при этом краткий курс крайне специфичной политики, проводимой Мунтадиром.

Дверь с громким стуком распахнулась. Джамшид замер по стойке «смирно», услышав громкий смех и увидев лучи свечей, проникающие в коридор. Он запаниковал было, но это длилось одно мгновение, потому что тут же в проеме дверей появился Мунтадир аль-Кахтани. Несмотря на шум и предполагаемую активность, с ним связанную, Мунтадир был жив-здоров и, на удивление, трезв. Шелк его светлого серебристо-голубого изара по-прежнему плотно сидел на его теле, пуговицы из лунного камня были застегнуты до самого воротника его блузы, крашенной и скроенной по самой последней моде. Его серебристый тюрбан, увенчанный сапфиром и украшением из сердолика, возможно, чуть сместился набок, но это только придавало ему еще более разгульный вид.

«Будто ему нужно казаться еще более разгульным», — подумал Джамшид, радуясь тому, что румянец, который ударил ему в лицо, трудно заметить в полутьме коридора.

Мунтадир улыбнулся, когда его серые глаза нашли Джамшида. У Мунтадира была неторопливая, остающаяся надолго улыбка, освещавшая все его лицо, — улыбка, которая начисто обезоруживала Джамшида, что, как он подозревал, не шло ему на пользу в профессиональном плане. В глазах эмира появились искорки, когда он наклонился, чтобы прошептать несколько слов в ухо Джамшиду. Вид у него был довольный и блаженный, он словно открыл дверь, чтобы просто попросить еще вина или пригласить другого участника, и Джамшид ощутил его теплое дыхание у себя на шее.

— Мы должны убираться отсюда. — Мунтадир говорил на дивасти, тон у него по-прежнему был легкий и веселый, словно все шло распрекрасно. — Немедленно.

Джамшид отпрянул от эмира, посмотрел за его плечо. Одного взгляда было достаточно, чтобы не то что покрыться румянцем — побагроветь. Вечеринка, казалось, достигла своего апогея, военный вождь и его собутыльники даже не заметили спешного отступления Мунтадира к двери. А может быть, их просто больше привлекали довольно-таки акробатические движения перед ними.

Джамшид инстинктивно беззвучно вытащил Мунтадира из дверного проема и тихонько закрыл дверь. Он повел Мунтадира по коридору, держа руку на пояснице эмира, словно они были вполне обычными людьми, отправившимися за добавкой хмельного.

— К выходной двери сюда, — прошептал Джамшид.

Мунтадир остановился:

— Нам не выйти через главную дверь. Можешь мне поверить.

— Хорошо… — Джамшид проглотил слюну. — Тут высоковато, но есть окно пониже, если пойти в обратную сторону.

— Идеально.

Мунтадир уже начал разворачиваться. Джамшид бросился за ним, понимая, что его обувь слишком громко стучит по каменному полу. Мунтадир, выходя из комнаты, успел надеть свои сандалии, но его шаги были беззвучны. У него явно был более богатый опыт хождения тайком по темным коридорам, чем у человека, который упрямо пришел сюда вместе с ним для его защиты.

Стекло в окне казалось матовым — плотным и мутным. Сквозь вытравленные на нем цветы и карабкающиеся вверх лозы плюща улица все же была видна, но тремя этажами ниже.

Мунтадир нахмурился:

— Как, по-твоему, мы сможем разбить это стекло?

— В этом нет нужды. — Джамшид приложил ладони к прохладному стеклу, и оно принялось закипать и таять, оседая мерцающими жидкими волнами, пока не образовалось достаточно большое пространство, через которое они могли пробраться.

Мунтадир восхищенно присвистнул:

— Когда эта история закончится, ты должен научить меня делать такие вещи.

С этими словами он шагнул в окно.