Серебряная свадьба

Л а р с (кричит из-за двери). Мать! Что ты там творишь?! Это же Якунин! Сам! Дед! Отец убил бы тебя! Открой сейчас же! Открой! Я высажу эту дверь.

Но многопудовая дверь и не думает поддаваться натиску хилого Ларса и древней старухи.

(Кричит.) Я подожгу дом!

Я к у н и н а  возвращается в столовую. Долго смотрит на старика. Потом в задумчивости, как бы между прочим, отвечает сыну — через дверь.

Я к у н и н а. Поджигай! Этот дом давно стоит того, чтобы его подожгли! (Показывает старику бумагу.) Эта формула. И у нас! На стене?! Ну? Почему вы молчите?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (усмехается). А это не требует ответа! Вы, кажется, сами все поняли? Или — нет? (Не сразу.) Только учтите… Глеб умер, как только попытался экспериментировать с ней. Вы понимаете, что здесь — решение одно? Крайняя мера! Как говорится — «смертию смерть поправ»! (Хохочет.)

Я к у н и н а. Смерть — экспериментатора?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (делово, задумчиво). Скорее всего! Или… генетически близкого человека!

Я к у н и н а (быстро, с пониманием сказанного). А сроки?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Самые ограниченные!

Я к у н и н а. А выигрыш?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Это наука, а не тотализатор!

Я к у н и н а. И все-таки?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Банальное… воскрешение!

Я к у н и н а (не сразу, почти спокойно, даже обыденно). Это уже… что-то!

Якунина задумчиво подходит к двери, открывает замок. Врываются  Л а р с  и  б а б а  Ш у р а  с кочергой в руке.

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (с усмешкой). А весь спектакль можно было провести и потише!

Я к у н и н а (подходит к телефону). Янко? Ирина Ильинична? Я прошу приехать к нам. Нет! Сразу! И не одной! Для вас здесь есть пациент! И не дай вам Бог — не успеть! (Кладет трубку.)

Л а р с. Деда?! Академика? (Хохочет.) Всемирно известного ученого… Туда?! Мать! Мать… Ты что? Рехнулась?

Слышен шум работающего дисплея.

Я к у н и н а (про себя). У тебя очень работоспособная жена? Да… (Пауза.) Она будет навещать тебя по всем разрешенным дням!

Б а б а  Ш у р а. Не отдам! Не отдам ребенка! Через мой труп! (Замахнулась кочергой на Якунину, но та — в задумчивости — даже бровью не повела. Баба Шура невольно отступила.)

Л а р с (почти спокойно). Надолго?

Я к у н и н а. А это будет зависеть от твоего деда! Дмитрий Михайлович!

Тот удивленно смотрит на нее.

Когда предположительно мы проверим до конца эту вашу гипотезу?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Мы?! Ах да — мы… (Закашлялся.)

Я к у н и н а (почти кричит). Но ведь не Гедройц же?! С бабой Шурой?! Вы же собираетесь ее в конце концов заканчивать? Или снова струсили?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (закашлялся). М-м-м…

Я к у н и н а. Кстати, для быстроты нам не хватает двух «штатских» спектрографов. Я видела их на выставке в Амстердаме.

Незаметно появляется  Г е д р о й ц. Быстро принимая обстановку — был, очевидно, где-то неподалеку.

Г е д р о й ц. Если бы я даже взял всю валюту института… За две пятилетки! Вряд ли мне хватило бы на эти штатские спектрографы!

Я к у н и н а. Найдете! Крохобор! (Дмитрию Михайловичу.) А вы — сами напишете просьбу о валюте в правительство! Вы их давно не тревожили!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (не сразу, подумав). Отвезите меня к себе, Иван Иванович.

Ларс молча увозит старика в его комнаты. Все смотрят на Якунину.

Я к у н и н а. Дайте мне что-нибудь! (Пьет.) Да, да, да. Я — пыль под его ногами. Сколько лет человек был наедине с самим собой! Пытка? Каторга? Одиночка? (Смеется.) Чем же тогда мы все занимаемся? В чем наша… наша жизнь? Что все это? (Срывает мантию, топчет ее, рушит какие-то статуэтки. Вдруг плачет.) Господи, какое горе — быть Им! Больше — проклятье! (Бормочет.) Неживое, оказывается, можно вернуть к жизни?! Нет, нет, я — материалистка! Но ведь… Там!!! (Кивает на комнаты старика.) Там… ведь получается! (Смеется.)

Г е д р о й ц  ввозит  с т а р и к а.