Серебряный блик. История русалки с серебряной звездой

Когда машина тронулась, Элиза обернулась. Она не могла удержаться. У неё было чувство, что она не сможет найти эту дорожку снова ещё много, много лет. А когда всё же найдёт, скорее всего, будет старой, как Мора. Элиза гадала, сможет ли она пойти на такое невероятное приключение со своей внучкой. Но была уверена в одном: никогда она не станет оборачиваться с сожалением. Она будет оборачиваться только из любопытства.

Мора Рейес смотрела только вперёд, туда, где вставало солнце, разгоняя ночь. Ей всё ещё оставалось увидеть шесть сотен чудес. И она увидит их все до единого. А когда она покончит с ними, то будет смело смотреть в лицо грядущему, как, впрочем, и всегда.

Она побежит за ветром.

Глава 27

Утренний ветер раскачивал деревья, которые росли вокруг домика на острове Сент-Саймонс. На крыльце громко смеялись три женщины. На подъездной дорожке, выложенной ракушками, показалась серебристая машина с надписью «Такси и проч.».

Мора прижала к себе Элизу.

– Я не думаю, что у нас когда-нибудь будут приключения лучше этого. Феникс, я так рада, что мы прошли через всё вместе. – Она быстро трижды поцеловала Элизу в макушку. – Ты же вернёшься на весенние каникулы?

– Ты же знаешь, что да, – ответила Элиза, улыбнувшись бабуле. – Спасибо за эту историю.

– Тебе спасибо, – кивнула Мора. – В рюкзаке тебя ждёт сюрприз. У тебя будет на что полюбоваться в дороге.

Элиза обняла бабушку в последний раз, а затем побежала, чтобы отдать сумки Хейден, которая стонала, затаскивая чемодан Джослин в машину.

– Твоя мама сложила в чемодан кухонную раковину, да? – предположила она. – Эти чемоданы весят целую тонну.

– Мам, ты готова? – спросила Элиза. – Или сейчас будут поцелуи и всякое такое?

– Тсс, – закатила глаза Джослин. Она стояла перед Эллисом Доузом и смеялась. Смеялась и всё время поправляла прическу.

«Зачем она всё время трогает волосы?» – задумалась Элиза. Она не понимала, почему мама вдруг стала так неловко чувствовать себя рядом с ним. Она вела себя странно вот уже несколько дней. Всё Рождество. Все праздники. И даже сбежала вместе с ним как-то ночью, чтобы посмотреть на звёзды. В дождь. Карие глаза Эллиса, казалось, больше нисколько не раздражали её.

– Увидимся летом, – сказала Джослин.

Его густые брови взлетели чуть ли не до небес. Без старой шляпы и пиратской бороды он выглядел гораздо моложе. Для взрослого он был очень даже ничего.

– Ты приедешь с Элизой летом?

Джослин кивнула.

– Здесь осталось то, что мне не нравилось, но здесь есть места и, – сделав вдох, она добавила: – Люди…

Эллис затаил дыхание. А Элиза гадала, что выдавали его глаза: страх, или радость, или смесь из того и другого.

Джослин покачала головой и снова захихикала:

– Я хотела сказать, что на острове осталось то, что я так любила. И всё ещё люблю.

Эллис кивнул, словно всерьёз задумался над её словами.

– Тогда, – он качнулся с носков на пятки, – напоминаю, что по этому поводу думает Мора: ты никогда не потеряешь то, что любишь.

Джослин кивнула:

– Проверим.

– Уж точно, – улыбнулся Эллис.

Элиза и Джослин забрались на заднее сиденье такси Хейден. Они помахали Море и Эллису из машины. Вскоре домик скрылся за деревьями. Это всегда была самая нелюбимая часть поездок на остров для Элизы. Её сердце начинало болеть ещё в самом начале от того, что предстояло снова уехать.

Хейден кивнула в зеркало заднего вида.

– Так вы хорошо провели время, да? Как развлекались?

Элиза посмотрела на маму. Джослин таинственно улыбнулась ей в ответ. Элизе нравилось делить секрет с мамой.

– Лучшие каникулы за всю историю человечества, – ответила Элиза и сжала руку Джослин ещё крепче.

– Спасибо за то, что согласилась довезти нас до самой Атланты, Хейден, – сказала Джослин. – Так мило, что ты предложила это.

Хейден кивнула:

– Я очень надеюсь встретиться кое с кем в Атланте. Время пришло, понимаете?

Элиза не понимала. Но ей нравилось, как загадочно звучали эти слова.

Когда они въехали на мост, Элиза узнала песню, которую крутили по радио:

Но скоро, любовь моя,
Ты упорхнёшь,
Ты так живёшь…

– Я знаю эту песню! – закричала Элиза. – Сделай громче. Мне она нравится.

– Не может быть! – Хейден покрутила ручку приёмника. – Я знаю парня, который написал её. Он никогда её не записывал.

Элиза закатила глаза и начала подпевать.

– Откуда, – Хейден убавила звук, – ты знаешь эту песню?

Элиза повернулась к матери:

– Ты помнишь парня с голубыми волосами? Того, который всегда поёт на углу?

Хейден едва не съехала с дороги.

– Уличного певца? – спросила Джослин. – Который стоит у канцелярского магазина? От которого всегда пахнет такос?

– Точно! – кивнула Элиза. – Хейден, это его песня. Он поёт на нашей улице каждый день.

– На вашей улице?! – переспросила Хейден. Сердце стучало у неё в ушах. Или, быть может, в ушах стучали воспоминания: яблочный пирог, поцелуй, песни за остывшим кофе, бьющиеся в унисон сердца.

– На Персиковой улице, – кивнула Элиза. – В Атланте. Он кладёт перед собой чехол, чтобы люди кидали монеты. Но он слишком талантлив для улицы.