— В принципе, Снегирев, любой клубок можно распутать. Все будет зависеть от вашего упорства, от находчивости, от талантов. Вот вам нить, распутывайте!.. — Тут она спохватилась и поднесла часы к глазам, потому что стало уже совсем темно. — Ого, десять минут после отбоя! Ну и влетит нам…
Санька поискал глазами Цырена, чтобы поделиться с ним новыми мыслями о музее. Но Цырена не было. Не было его и когда Павел Егорович рассказывал о Байкале. «Сам ты чучело!» — вспомнилось Саньке. Кажется, с этого момента они и не виделись. Можно подумать, Цырен нарочно избегает всяких разговоров о музее. Будто музей вовсе его не интересует. И будто не ему первому пришла в голову эта счастливая мысль там, в пещере.
Если прямо от школы подняться в падь Крутую, пересечь Заячью поляну, где устраивают пионерские костры, еле заметной стежкой взобраться еще выше, к старому кедру, а потом перевалить гривку и чуть-чуть спуститься в соседний распадок, картина откроется головокружительная. С одной стороны Байкал, дальние его мысы, порт, поселок, промбаза леспромхоза, а с другой — отвесный обрыв заброшенной каменоломни. Дно ее как чаша, выдолбленная в граните. Крикнешь вниз: «Кто украл хомуты?» — долго откликается на разные голоса: «Ты… ты… ты…» Едва ли есть в округе место более подходящее для ребячьих игр: со всех сторон высятся угрюмые замки, башенки, бастионы. Ни дать ни взять — средневековая крепость.
Впрочем, не обязательно идти длинным кружным путем. Цырен, Рудик и Санька знали немало иных путей, не беда, что круче и опаснее, зато короче. Именно здесь зародилась их дружба. Здесь завязалась та бесконечная игра, от которой позднее пошли и пираты, и робинзоны, и геологи. Здесь, на скалах, изодрали ребята не одни штаны и заработали бессчетное количество ссадин и синяков. Здесь, в потаенной нише под нависшим каменным козырьком, хранились их ребячьи ценности: луки, стрелы, особая «дальнобойная» рогатка, бухта старого каната — вещь, совершенно необходимая для скалолазанья, и потрепанный самоучитель по борьбе самбо. Здесь же лежали припасенные на случай сухари и вяленая рыба собственного производства, завернутые в полиэтиленовые мешочки.
Нельзя сказать, что Санька, Рудик и Цырен искали уединения или избегали общих с одноклассниками игр. Просто они обожали простор. И с помощью воображения превращали каменоломню в джунгли, пустыню Сахару и северный полюс, в пиратский корабль и партизанский центр. Однако при всех своих плюсах каменоломня имела и один существенный минус: время здесь летело неправдоподобно быстро, только разыграешься — пора возвращаться. Не сразу приспособились ребята к этой особенности, частенько — теряли счет часам — и опаздывали. То на ужин, то на разные школьные мероприятия, а то и на уроки. Однажды, когда они опоздали на воскресник, Кешка Похосоев, известный острослов, сказал ядовито: «Опять наши робинзоны в лесу заблудились». Но кличка не привилась, и вскоре о ней забыли все, кроме самих робинзонов. Нм прозвище пришлось по душе, и Рудик прикрепил в нише объявление: «Стоп! Не входить. Штаб Трех Робинзонов. Опасно для жизни!» — а ниже оскаленный череп и скрещенные кости. Впрочем, и без этого предупреждения никто на тайник не покушался.
Это было давным-давно, еще в пятом классе. Однако со временем их поманил настоящий простор, настоящие приключения, и каменоломня была забыта. Наверное, давно уже погнили съестные припасы, а грозное объявление сорвало ветром…
Хватаясь за кусты багульника на крутой осыпи, подтягиваясь и скользя, Санька еще и еще раз проверял себя: в чем же он провинился перед Цыреном?
В том, что предложил музей? Но ведь он не выскакивал, дал возможность Цырену выступить первым. Может, у него были какие-то свои планы насчет пещерных находок? Да нет, какие планы, если все лето твердил человек: музей, музей!
Очень похоже, опять взыграли в Цырене командирские замашки. Наверное, если бы ему поручили придумать для класса какое-нибудь общее дело, он и сам предложил бы музей… Да нет, командирство тут ни при чем, все гораздо сложнее. Заведовать музеем Цырен мог бы и теперь, это его право, да и некому больше. Скорее всего обиделся, что у него не спросили разрешения. Но ведь о пещерных находках и так знал кое-кто: Павел Егорович, Валюха, Снегирь. Не такая уж тайна, чтобы держать ее за зубами, не легенда о верблюдах Чингисхана. Странный человек Цырен — сегодня одно на уме, завтра другое…
Внизу, на дне каменной чаши, показалась крохотная фигурка Цырена.
— Салют! — крикнул Санька, но Цырен ничего не ответил, лишь эхо пробурчало простуженным голосом: «Лют-лют… Лют-лют…»
Санька пожал плечами и запрыгал по камням. На другой стороне карьера показался Рудик.
Несколько минут они стояли рядом все трое глядя друг на друга и не зная, с чего начать. Санька чувствовал, что не сможет прервать это затянувшееся молчание. У него точно язык прилип к небу. Наконец решился Рудик.
Ц-цырен, — сказал он, чуть-чуть заикаясь, — м-может, ты объяснишь, какие у тебя претензии насчет музея?