Серебряный остров

— Не совсем правильно, дорогие ребята, называть меня участником гражданской войны, как это сделал наш уважаемый председатель Саша Медведев. Но был один случай, когда я тоже, можно сказать, принял участие. Давно это было, очень давно. И в то же время — недавно. Все помнится, ничего не забылось… Мы жили в Чернореченске, маленьком уездном городке, по теперешним понятиям, полчаса лету от Байкала. Наш дом выходил окнами на базарную площадь. И лет мне было тогда, как сегодня многим из вас, и звали меня…

— Константин Булунович? — подсказал из президиума Санька.

— Ну, до Константина Булуновича я еще не дорос к тому памятному году. Звали меня Костик…

* * *

Лето стояло знойное, грозовое. По вечерам город сплошной стеной окружали тучи, но грозы проходили мимо, и каждую ночь полыхали окрест яркие, на полнеба, зарницы. В городе было неспокойно, то и дело по окраинам раздавались выстрелы. Красные отряды лишь недавно вышибли беляков, и в соседних лесах еще бродили разрозненные банды.

Как-то вечером Костик играл в палисаднике, когда подкатил к воротам странный высокий фургон, сплошь обклеенный картинками. С козел соскочил худой старик, весь какой-то расшатанный, точно на шарнирах. Его седые волосы, космами торчащие в разные стороны, казались приклеенными. Старик взошел на крылечко, толкнул дверь, и Костик услышал его скрипучий голос:

— Позвольте, добрые люди, во двор въехать, переночевать.

А наутро во дворе появился медведь. Большой, лохматый, с блестящей медной пряжкой на тощем брюхе, он совсем как человек прохаживался возле заборчика, осматривал, обнюхивал лапой доски. Медвежий нос пятачком забавно шевелился, добродушно глядели плутоватые глазки.

Заметив Костика, медведь вперевалочку двинулся навстречу. Предостерегающе звякнула цепь. Костик хотел бежать — и застыл на месте. Медведь подошел: поближе, тихонько, медвежьим шепотом, проурчал что-то и вдруг приятельски протянул Костику правую лапу. На всякий случай Костик осторожно пожал ее. В этот момент из-за фургона выбежала на руках тоненькая девушка в серебристой одежде. Увидев рядом с медведем Костика, она одним махом пружинисто перевернулась на ноги и крикнула:

— Мико! Ко мне! Ко мне!

Серая кляча, мирно жевавшая сено в тени сарая, услышав окрик, встала на дыбы, прижала уши и тонко, длинно заржала на мотив песни «Во саду ли, в огороде». Из фургона выскочил вчерашний старик и выплевывая изо рта огонь, закричал скрипуче:

— Мико, ко мне!

Только теперь медведь, жалобно глянув на Костика — вот, дескать, какова жизнь, поговорить с человеком не дадут лениво повернулся и поковылял к фургону. Старик дал ему разок по шее, а Костику сказал:

— С ним лучше дружить издалека, мальчик. ровен час, взбредет на ум что-нибудь. У нашего Мико скверный характер.

Так познакомился Костик с циркачами. Их было четверо, считая медведя и лошадь, они кочевали из городка в городок и давали представления прямо под открытым небом. Старик показывал фокусы и глотал огонь, отчего, наверное, и сделался таким худым и чернолицым. Его дочь выступала с акробатическими номерами и танцевала на канате. Но главным артистом том в труппе был Мико, ученый медведь со скверным характером.

Два-три раза в день циркачи давали представление на базарной площади. Собиралась толпа. Фокусы и танцы на канате зеваки принимали довольно равнодушно, на глотание огня и лошадиное пение отзывались одобрительным гулом. Но когда появлялся Мико…

Мико умел строить уморительные рожицы. Входя, здоровался за руку с ближайшими зрителями и так гримасничал, что все только со смеху покатывались. Старик, держа цепь, неотступно следовал за медведем: не натворил бы чего сдуру. Особенно нравилось публике, когда Мико изображал городового.

Он вытягивался во весь рост, выпячивал пузо, стянутое ремнем с надраенной пряжкой, отдавал честь и рявкал во всю глотку.

— А сейчас Мико изобразит белого офицера, — объявлял старик.

И Мико, взмахивая воображаемой шашкой, держа в левой лапе воображаемые поводья, молодцевато скакал на воображаемом коне. Потом из фургона раздавалась барабанная дробь, похожая на пулеметную очередь, Мико шлепался на четвереньки, по-поросячьи визжал и давал деру под фургон. Зрители кричали «ура», Мико получал свой леденец и обходил толпу, держа на вытянутых лапах старую шляпу хозяина, в которую летели редкие медяки.

На это и жила вся труппа.

Костик подружился с циркачами. Влезал на деревья привязывать канат, незаметно для посторонних подсовывал старику «огонь» для глотания и вообще помогал в меру сил. Только к Мико его по-прежнему не допускали. Прошлым летом «кормилец», как они справедливо называли медведя, ненароком ободрал руку какому-то парнишке.

Мико квартировал в железной клетке под фургоном, характер у него действительно оказался прескверный, выступать он не любил, зато любил плотно пообедать, а старик с дочерью и сами-то жили впроголодь. С продуктами было туго, шла гражданская война.