Серебряный остров

Он набрал воды в чайник, в котелок — и невольно мысли его перескочили с партизан на дела экспедиции. Чего уж тут о высоких материях рассуждать, когда сами-то, можно сказать, попали в ловушку. Понадеялись, что выход из пещеры ведет в тайгу, стало быть, домой. А он привел в долину. Из долины им не выбраться, значит остается один путь — через пещеру. А ведь в прошлом году Цырен не рискнул слезть. Теперь еще хуже — камни ослизли и дождь, похоже, надолго зарядил. Правда, Цырен предлагал спуститься, съездить домой за веревками, но дело это рисковое. Да и Валюха не позволит.

«Валюха! — у него защемило в груди. — Съестного осталось всего ничего, скоро опять на голодную диету. Мы-то ладно, нам не привыкать, ее жалко — девчонка!» Однако он тут же одернул себя. Чего, в самом деле, запаниковал? Дождь рано или поздно перестанет. К тому же знают дома, куда они поехали, потеряют — наверняка приедет кто-нибудь попроведовать. Надо только дежурить в пещере, пост учредить…

Он даже подпрыгнул: пост в пещере! А ведь и правда, где больше быть посту! Записка лежала на столе, значит после Михаила никто в избу не заходил. А пост, если понимать это слово буквально, как, наверное, понимали его партизаны, — значит наблюдательный пост!

Вспомнилось первое утро в пещере, раскопки и череп. Санька и тогда не поверил, что это череп первобытного: столько веков прошло! Скорее всего, у очага первобытных погиб человек нашего времени. Им мог быть только Михаил. А если так, не оставалось сомнений: партизаны знали о пещере, через нее пробирались в долину. А «воронку» завалило позднее. Вот так открытие!

Может, пост был где-нибудь на вершине окружающих долину скал? Чей же тогда череп лежал в пещере? А если партизаны проникали в долину через пещеру — как они попадали в тайгу? И как ходили на охоту первобытные? И те, и другие не смогли бы жить без тайги, без охоты, без дров. Как ни верти, все упирается во второй выход из долины. Вот бы его найти! Кстати, для них это — вопрос вовсе не теоретический. Очень даже практический вопрос…

Санька решил пока не сообщать друзьям о своей догадке — засмеют, чего доброго, — а посоветоваться с Валюхой. Валюха — голова, мигом все уяснит и найдет ошибку. Вот только поговорить с ней наедине стало последнее время проблемой…

Однако на этот раз ему повезло. После завтрака Валюха нагрела чайник воды и объявила:

— Мальчишки, вы как хотите, а я голову мыть. Саня, польешь?

Взяла мыло, полотенце и направилась к ручейку. Санька с чайником последовал за ней. Они остановились, когда избушка скрылась за невысокими кустами. Ручей делал здесь последний прыжок по камням и нырял в невидимую расселину.

— Тебе не кажется, Валюха, что ты стала хуже ко мне относиться? — напрямую спросил Санька.

— Не кажется, Санечка! — она прислонилась к его плечу, но все-таки успела оглянуться: не видно ли от избушки.

— Вот-вот, ни шагу без оглядки! И позавчера, едва я притронулся, ты уж сразу…

— Ничего-то ты не понимаешь! Совсем здесь не место…

— Почему? Он же все равно знает.

Валюха вздохнула, как вздыхают над непонятливым ребенком.

— Мало ли что знает. Попробуй поставь себя на его место.

— И что же?

— А вот что, — Валюха выпрямилась, вскинула голову, будто приготовилась выступать на собрании. — У каждого человека, Санечка, есть своя натура, с детства определяющая характер. И если эта натура не позволяет тебе обидеть маленького, нагрубить старику, пройти мимо упавшего — ты этого и не сделаешь. Даже не раздумывая. Это у тебя в крови.

— Согласен. Только — какое отношение имеет это к Цырену?

— Самое прямое! Чуткость или равнодушие тоже идут от натуры. Ты к нему хорошо относишься, так? Разве ты хочешь, чтобы он руку сломал? Или опрокинул на ногу вот этот чайник?

— Да при чем тут чайник!

— Очень даже при чем. Значит, с помощью чайника ты не хочешь причинить ему боль? А другую боль, в сто раз сильнее, — не возражаешь? Не возражаешь, да?

Санька ошарашенно молчал.

— По натуре ты добрый. Только чуткости тебе не хватает. Вот, например, при коммунизме все будут счастливы, так? Забудутся войны, голод, болезни, каждый найдет себе работу по душе, так? А как же быть с этим: он любит ее, а она другого? Ведь это останется? Значит, опять кто-то…

— А ведь правда, так получается.

— Вот и не получается! Потому что оба, он и она, научатся уважать этого третьего, не давать ему повода для переживаний. Натура не позволит. А сама «зубная боль», если не раздувать ее нарочно, — не такое уж несчастье. Скорее наоборот! — Валюха рассмеялась. — Ну, что глаза вылупил? Понял что-нибудь?

— А пока давай-ка к делу, не то чайник остынет. Лей, да помаленьку.

«Вот она какая!» — с обожанием подумал Санька. — И как-то сразу померкло его открытие. Детские дела, детские заботы. А она совсем другим живет. Взрослым. И все-таки, когда она обматывала голову полотенцем, Санька решился и рассказал Валюхе о своей догадке. Нет, не ошибся — ей это было интересно.