Серебряный пояс

Все за столом обратили внимание на Василия. Гришка вдруг понял, где он слышал эту фамилию. Копырин… Копыриха! Бабка Копыриха в Большой Ине, о которой говорил Петр Заструхин. Оксана — внучка ее. Если Василий — дядька Оксане, то значит, бабка — Василию мать? Или тетка?

Мгновенные мысли, прострелившие голову Гришки — как молния в ночи. Невероятные стечения обстоятельств взорвали его сознание: вот так встреча! Кто бы мог подумать! Эти мысли накалили сознание Гришки, как золотой камень в печи для обжига руды. Ситуация осложнялась. Не дай бог, в разговоре с ним от кого-то проскользнет хоть одно слово об осенней поездке в город. Эх! Предупредить бы женщин. Да и мужиков тоже. Одно лишнее слово может стоить больших подозрений.

Однако Гришке не стоило беспокоиться. Каждый из пановцев понял суть ситуации. У мужиков весь хмель вылетел. Женщины лицами побелели, переглядываются. А между тем разговор продолжался.

Василий оказался плохим собеседником. Про таких говорят: даже вино язык не развязывает. А может, в голове свои мысли.

— …что говорить-то… — после многозначительной, выдержанной паузы подал редкое слово Василий. — Было дело. Одначесь, по первоснежью случилось дело. Оксана, хоть и племянница мне, доброго слова сказать про нее не могу. Гулящая девка, стыдно говорить. Последнее время с Мишкой хороводилась. Видно, от него в золоте ходила. Наряды разные, сапожки сафьяновые, лакированные. Неделями с полюбовником на заимках пропадала. Знать, в курсе его дел была… Так вот. Как все случилось, не знаю. Меня не было. А только приехал я к своей тетке, а она, Оксана, лежьмя лежит, не поднимается, заговаривается. Не понимает, что делает, под себя ходит, иной раз долго молчит. А потом, одначесь, как захохочет, и одно слово без умолку тылдычет, пока не устанет: «Калач! Калач! Калач… Вот тебе калач!» (При этих словах Гришка Усольцев и Иван Мамаев заметно вздрогнули плечами, но Василий этого не заметил). Тетка моя, скажу не таясь, знаткая. Многое может. Людей калечит и на ноги ставит, есть такой грех. А только и она с Оксаной понять и сделать ничего не может. Мучается, наговорами да травками лечит, но только все бестолку. Говорит тетка: в голове что-то случилось. А для того, чтобы сознание поправить, надо случай. Что за случай? Я и сам понять не могу.

— Так никто и не знает, что с ней произошло? — в минуту молчания Василия вставила интерес Наталья.

— Нет. Никто… тетка сказывала, такой Оксану она и увидела. Рано утром явилась невесть откуда: грязная, в земле, безумная. На затылке кровь. Видно, удар был сильный. А кто ударил или сама ударилась, неизвестно. И конь потерялся.

— Конь? А при чем здесь конь? — удивленно переглянулись женщины.

— Дык, конь у нее был знатный, породистый, редкий. Мишка подарил. Хороший мерин, пятилеток. Вороной, как смоль! Звездочка во лбу. Так вон он потерялся. Четыре мерина, Мишкин и его товарищей, пришли без хозяев. А Воронка так и не нашли. Люди сказывали, к зиме у дороги за Большой Иней вороны летали на падаль. Там конь мертвый был. А только Воронок это или нет, подтвердить не могу. Сам не видел.

Для Пановских артельщиков рассказ Василия не новь, а подтверждение осеннему убийству. Еще одно лишнее напряжение своему греху. Более всех с белым лицом Наталья сидит, еще раз переживает старые события. Свекровь Анна Семеновна заметила настроение невестки, испугалась, как бы с ней на нервной почве чего не случилось. Беременная Наталья на пятом месяце.

Подхватила Анна Семеновна невестушку под руку, увела в дом: «Отдохни, милая!».

Мужики притихли. Григорий Феоктистович разлил по кружкам, предложил выпить, после этого спросил:

— Так что с Оглоблей сталось?

— А что сталось? — ответил за Василия повеселевший Афанасий. — Неведомо, что сталось. Так и пропал Мишка с дружками, будто горным ветром унесло! Скоро год как будет. Микола Кувалин хватился племянника, да видно поздно. Долго он его искал по заимкам, да все бестолку. К тому времени снег падать стал, зима наступила. Люди сказывали, что вроде кто-то видел Оглоблю в городе. А только, правда то или нет, подтверждения нету, — и, повернувшись на тайгу, как бы кто не услышал посторонний, понизил голос: — Но людям сдается, что убили Мишку с товарищами.

— Как убили? — негромко переспросил Иван Мамаев.