Серебряный век: невыдуманные истории

В заключение хочу привести стихотворение, которое он посвятил мне:

В расчете на благородство
Итога
Валютничай и юродствуй —
И только.
Мы сдержанны, мы одержимы:
Вкусили
Тягот неземного зажима
По силе.
Пришли и уйдем с переклички
Столетий:
«Такое-то сердце» – «В налимье»
«Отметим».

И подписал:

Дорогому Рюрику Ивневу по-братски.

Борис Пастернак.

Леонид Соболев

Как ни истаскано слово «обаятельный», но бывают случаи, когда без него нельзя обойтись. Только оно может дать полное представление об образе Леонида Соболева, талантливого писателя и неутомимого общественного деятеля. Он был один из немногих офицеров царской армии, который еще до залпа легендарной «Авроры» перешел на сторону большевиков.

В первые дни Октября мы были с ним на разных плацдармах: он – на военном, а я – на гражданском. Наше личное знакомство состоялось гораздо позднее того времени, когда он стал автором знаменитого романа «Капитальный ремонт», а именно в начале шестидесятых годов, когда он возглавил Союз писателей РСФСР.

С ним связан любопытный эпизод: в 1935 году после выхода его знаменитого романа И. В. Сталин прислал В. П. Ставскому (в то время секретарю Союза писателей СССР) письмо:

«10 декабря 1935 года.

Тов. Ставский!

Обратите внимание на т. Соболева. Он бесспорно крупный талант (судя по его книге «Капитальный ремонт»). Он, как видно из его письма, капризен и неровен (не признает «оглобли»). Но эти свойства, по-моему, присущи всем крупным литературным талантам (может быть, за немногими исключениями).

Не надо обязывать его написать вторую книгу «Капитального ремонта». Такая обязанность ниоткуда не вытекает. Не надо обязывать его написать о колхозах или Магнитогорске. Нельзя писать о таких вещах по обязанности.

Пусть пишет, что хочет и когда хочет.

Словом, дайте ему перебеситься. И поберегите его.

Привет!

И. Сталин».

Познакомились мы чрезвычайно оригинально. Часто приезжая в здание Союза на набережной Мориса Тореза, я поднимался на второй этаж к знакомой машинистке Татьяне Александровне Афанасьевой, любившей мои стихи и охотно их перепечатывавшей. И однажды столкнулся с Леонидом Соболевым, но по близорукости не узнал его. Очевидно, раньше он меня где-то видел, потому что спросил:

– Простите, вы случайно не сын Рюрика Ивнева?

Я засмеялся и ответил:

– Я был бы рад быть его сыном, но, увы, я и есть тот самый Рюрик Ивнев.

– Но это же невероятно, – воскликнул Леонид Соболев, – годы идут словно мимо вас. Откройте секрет вашей молодости?

– Охотно.

– Так идемте ко мне, что же мы стоим на площадке?!

Взяв меня под руку, он повел в свой кабинет.

– Ну, а теперь давайте рецепты. Мне они тоже скоро пригодятся.

Я рассказал ему эпизод из поэмы Низами «Семь красавиц», которую мне пришлось переводить. Смысл его в том, что один мудрец объясняет шаху, какие пороки человека действуют особенно разрушительно на его организм и что больше всего старит человека. «Зависть, – говорит мудрец, – этот порок разрушает печень, являющуюся одним из главных и чувствительных органов человека.

– Тогда мне обеспечена бодрая старость, так как хуже этого мерзкого порока я не могу назвать.

Мы поговорили о чем-то, не имеющем никакого отношения к служебным делам, и расстались если не друзьями, то, по крайней мере, готовыми ими стать.

Надо сказать, что Соболев по своему характеру – открытому и доброжелательному – был сам виновником того, что его «разрывали на части». Если бы не дипломатические способности Татьяны Александровны, которая совмещала должность машинистки с должностью секретаря и умело отводила в сторону людские потоки, они бы его утопили.

После нашего знакомства всякий раз, когда я приносил материал для напечатания Татьяне Александровне, Леонид Сергеевич, завидя меня, увлекал в свой кабинет хотя бы на несколько минут, интересовался моей работой и условиями, в которых я живу. Однажды он спросил:

– Скажите откровенно, вам что-нибудь надо?

– В каком смысле?

– Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?

Мне тогда ничего не было нужно, и я ответил:

– Даю вам слово: я ни в чем не нуждаюсь.

– О господи! – воскликнул он. – Если бы все посетители так отвечали. Вы не поверите, но иногда они просят такое, что не только я, никто в мире не сможет выполнить их просьбы. Например, напечатать бездарную повесть или глупые стихи.

Мне было очень приятно, что мне действительно от него ничего не надо, ибо это давало возможность вести с ним непринужденные беседы, которые всегда доставляли, благодаря его остроумию, большое удовольствие. Это было не острословие Мариенгофа, а скорее мягкая ирония Облонского.