Серебряный век: невыдуманные истории

– У меня было такое состояние, что я ничего не знал и не думал, а просто действовал, бежал, как зверь от ружья, и представь себе: случилось чудо. Приезжаю в Петербург. Денег в обрез. Чемодан сдаю на хранение и еду в адресный стол. Узнаю адрес Кульбина. Маяковский среди петербуржцев не значится. Бурлюки – тоже. И Хлебникова нет. Адрес Кульбина дали. Я – к нему. Знал его только как футуриста, а кто он и чем занимается – не имел никакого понятия. Представляешь мое изумление, когда меня встречает пожилой генерал, но не боевой, а медицинский. Поговорили. Он сказал: «Да, вы настоящий футурист. Надолго приехали?» Я ответил: «Если можно – насовсем». И тут ему все выложил. Он покачал головой. Я сидел ни жив ни мертв. Молчу. Он улыбнулся, но я еще боялся ответить на его улыбку и чувствовал себя, как пойманная мышь, которая не знает, что с ней сделают. Наконец узнал. Это и было чудо. Одна записка насчет комнаты – у кого-то из его знакомых, вторая записка – пропуск на поэтический вечер, который должен состояться через неделю. Выступают футуристы. Третья – к военному врачу. Предложил денег, я отказался. Там, куда он устроил меня на квартиру, был телефон. Обещал сам позвонить, узнать, как дела. Остальное ты знаешь. И пошло-поехало, покатилось… А теперь самому не верится, что все это было в действительности… Словно сон…

Мы простились, и на этот раз навсегда. Конечно, его исповедь была ненастоящей, хотя и искренней. Ненастоящей была его мнимая убежденность, что война сделала из него писателя. Он был образован, умен, талантлив. «Дыр бул щил» – была своего рода реклама, чтобы привлечь внимание публики. Он первый заметил сдвиги в стихах некоторых поэтов. Даже у Пушкина нашел и опубликовал в своей брошюре, а многие обвинили его в кощунстве. Вот один из его примеров: «Со сна садится в ванну со льдом» (строка из «Евгения Онегина»).

Много есть в сочинениях Алексея Крученых парадоксального, много нелепого, но были у него и некоторые достоинства. Его любили В. Маяковский, В. Хлебников, братья Бурлюки.

Алексей Крученых был ревностным собирателем личной библиотеки, рукописей писателей, автографов. Очень грустно, что после его смерти многое пропало. По словам исследователя А. Е. Парниса, в ЦГАЛИ, куда поступил архив А. Крученых, не оказалось номера астраханской газеты «Красный воин» 1918 года, в котором была опубликована статья В. Хлебникова. А. Е. Парнис утверждал, что это огромная потеря, так как в течение многих лет он искал этот номер газеты, но так и не нашел.

Имя Алексея Крученых, как бы ни относились к нему литературоведы, без сомнения, вошло в литературу XX века.

Почему Вересаев прятал орден

Такого яростного дождя я не помню. Или мне это только кажется сейчас. Главное не в дожде, а в писателе В. В. Вересаеве, который, стоя в очереди за керосином, то и дело запахивал разлетавшееся пальто… Был сильнейший ветер. Я невольно остановился поблизости, скрывшись в ближайшем парадном подъезде. Стоял и думал. Что это? Начало или конец мира? Но думать было некогда. Меня ждет Иван Алексеевич Новиков, которого приютил в Тбилиси писатель Коркиа. Это было осенью 1943 года. Опоздать я не мог, т. е. не имел права, потому что писатель Иван Алексеевич Новиков и его жена Ольга Максимилиановна Принц, моя троюродная сестра, завтра должны были уехать в Сибирь…

Дождь неожиданно кончился, как это часто бывает в Тбилиси, и выглянуло солнышко. И я начал кое-что понимать. В. В. Вересаев тщательно прятал свой орден, то и дело выглядывавший из-под борта пальто. Я подошел к нему в тот момент, когда подходила его очередь брать керосин. Мы поздоровались.

– Викентий Викентьевич! Давайте я вам помогу.

Он улыбнулся.

– Теперь уже все.

– Нет, не все, – раздался вдруг чей-то басистый голос.

Мы с Вересаевым на него удивленно посмотрели. Кое-кто из публики стал прислушиваться к разговору. Басистый голос продолжал:

– Я не знаю вашу профессию, товарищ, но, судя по вашим годам, ваш призывной возраст давно миновал. Я вижу орден на вашей груди. Я заметил также, что вы его прячете. – После небольшой паузы он добавил: – А многие выпячивают свои ордена, чтобы получить вне очереди керосин.

Я тихо спросил его:

– Викентий Викентьевич, почему вы прятали орден?

– Смею вас уверить, вам это показалось.

Я улыбнулся.

Сыновья Есенина

Чего только не бывает в жизни, но как часто мы проходим мимо внешне ничем не примечательных явлений, переполненных золотыми россыпями внутренних ощущений, сопоставлений и ассоциаций. Если сказать об этом человеку, не склонному к мечтательности и фантазированию (а таких, может быть, даже и к счастью, очень много людей), то он, если даже и не скажет вам в глаза, но в душе сочтет вас чудаком. Но все же я не могу промолчать о странном состоянии, которое испытывал всякий раз, когда оставался один после ухода Василия Есенина.