Серебряный век: невыдуманные истории

У Юрия Олеши был острый взгляд, позволявший ему видеть то, чего другие не замечали. Особенно смеялся он над напыщенностью, ходульностью, чванством, высокомерием, в какой бы дозе, как говорится, они ни проявлялись.

Когда он делился со мной своими наблюдениями, я восхищался его зоркостью и психологическим анализом разных людей. Вышло как-то так, что о себе мы никогда не говорили, как будто нас и вообще не существовало. За все время нашего знакомства он ни разу не спросил меня, как я отношусь к его роману «Зависть». А я, который им упивался, как в свое время «Петербургом» Андрея Белого, не мог заставить себя говорить о нем первым. И я понял тогда, что если ты хочешь сказать кому-то очень большое и хорошее и упускаешь момент, знай, что ты уже никогда не скажешь этого, потому что потом это будет сделать еще труднее…

Исповедь учителя рисования (А. Крученых)

Если на глазах нашего века фантастика, соприкасаясь с наукой, входит в быт и становится заурядным явлением, то можно смело сказать, что жизнь провинциального учителя рисования Алексея Крученых превратилась в фантастику. На склоне лет, года за полтора до его смерти, в центре самой Москвы, Камергерском переулке, приютилось «Артистическое кафе». А совсем рядом, на углу Петровки, в двадцатые годы помещалось знаменитое кафе «Музыкальная табакерка». И когда осенью 1964 года ко мне неожиданно подошел моложавый старик, я в первую секунду его не узнал, а потом как бы перенесся в двадцатые годы, но и они были полустанками и привели меня к 1912 и 1913 годам. Я вспомнил переполненные залы Тенишевского училища и Городской думы, вечера футуристов, диспуты, переходящие в ожесточенные споры, возмущенные статьи буржуазных газет, называвших футуристов шарлатанами, и вот полвека спустя я случайно встречаю в кафе одного из наиболее гремевших футуристов. Подобно тому, как в свое время стало известно всей России однострочное стихотворение Валерия Брюсова «О, закрой свои бледные ноги», так прогремела строчка А. Крученых «Дыр бул щил». То, что произошло, меня очень удивило, ибо наше знакомство в прошлые годы было чисто литературное. Не только дружбы, но и приятельских отношений у нас никогда не было.

Первый раз в жизни мы обедали вместе. Было еще не поздно, но почему-то безлюдно. На одну секунду я подумал: как капризно время – то переполненные залы, то полупустое кафе. И вот в этой странной, я бы даже сказал, неестественной, тишине, под далекие звуки городского шума, Алексей Крученых внезапно сказал:

– Теперь, когда вся моя жизнь отошла в прошлое, я понял, что если бы не было войны 1914 года, я жил бы в Астрахани и, вероятно, гораздо счастливее. Я был скромным учителем рисования. Ты ведь помнишь, тогда во всех средних учебных заведениях был такой предмет.

Я засмеялся, а он спросил:

– Что тут смешного?

Я ответил:

– Вспомнил уроки рисования в кадетском корпусе, где я учился. У нас был чудесный преподаватель. Кому не удавалось срисовать вазы, он подходил, садился рядом и со словами: «Я помогу вам нарисовать» – воспроизводил предмет так хорошо, что потом ставил ученику высший балл.

Алексей Крученых грустно улыбнулся:

– Нет, я был строгим. Но дело не в этом. Хочу тебе сказать откровенно – писателем меня сделала война.

– ???

– Я никому никогда этого не рассказывал, а теперь, когда я уже один-одинешенек и до меня никому нет никакого дела, хочу рассказать все… Я уверен, что люди могли бы сделать так, чтобы никакой войны не было…

Я улыбнулся:

– У тебя есть рецепт?

– Да.

– Почему ты не покажешь его миру?

– Потому, что он годен для меня и некоторых других, но их мало. А было бы больше – не было бы войны. Через несколько дней после начала Первой мировой, узнав, что мне выслали официальную повестку явиться на призывной пункт, я взял билет и поехал в Петербург. Почему именно туда? Я интересовался литературой и знал о существовании В. Хлебникова, Кульбина, братьев Бурлюков, В. Маяковского… Я думал: если в Астрахани заберут меня в армию, я уже не выкручусь, а в Петербурге я не прописан и как-нибудь просуществую.

– Все же это рискованно – ехать в город, где у тебя нет никого, а знание фамилий – это еще не пригласительные письма.