Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

Он замечает – они углубляются в края «Капитанской дочки». Невольно приходило в голову пушкинское, знакомое со школьных лет: «Я выглянул из кибитки: всё было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой выразительностию, что казался одушевлённым». Они шли целый месяц, «окружённые белой немотой, и слух ловил лишь звуки наших голосов». Приближение станиц для ночлега чувствовали издалека по запаху сжигаемого для отопления изб навоза, превращённого в кирпичи. Даже при этих невероятных обстоятельствах художник в юноше не дремлет. Больше всего он жалеет, что не может писать красками! И придумывает упражнение: начинает в уме перечислять всевозможное смешение цветов – от светлого до тёмного, создавая воображаемые картины казачьих селений. «Я наблюдал, как сталкиваются, отражаются и проникают друг в друга световые лучи, посылаемые двумя необъятными поверхностями – небом и снегом и локальными – деревянными стенами домов цвета грифельной доски и золотистыми кучами навоза. Бледные животы домашней скотины светлели, отражая покрытую снегом почву. Свет, размышлял я, как звук, что отражался когда-то эхом в рижских домах-колодцах». Цель пути – Троицк – уже близко. К вечеру обоз остановился на небольшой привал. «Внезапно невероятной силы усталость навалилась на меня. Я лёг на снег, оборотя глаза к лесу». Товарищи стали его поднимать, он пообещал: догонит их. Обоз тронулся, он остался один, распростёртый «в блаженном отдыхе». Мороз становился всё сильнее. Приближалась ночь. Встать он не мог. От неминуемой смерти его спасли проезжавшие мимо казаки и привезли в Троицк[15].

К началу ХХ века Троицк – красивый, зажиточный, торговый город. В те годы он испытывает то же, что и большинство городов России: то и дело переходит к сторонникам то – белого, то – красного движения. В дни пребывания нашего героя он находился под властью Верховного правителя России Колчака. Но вряд ли это могло заинтересовать кадета Алексеева. Он лежал на спине на полу, посреди школьного зала, вместе с другими заболевшими. «Я проводил целые дни в полном безразличии ко всему, приходя в сознание только для того, чтобы выпить молоко». Врача не было. Солдат-ветеринар поставил диагноз: «Всё понятно: во рту полная география». Кадеты ждали поездного состава. Когда через месяц в Троицке сформировали состав, он состоял из двенадцати товарных вагонов, предназначенных для скота. Чтобы развести огонь в печках, рубили дрова. Топили снег. Спали на двухэтажных дощатых нарах. Дверь была открыта – для света и воздуха. Там же совершали «туалет».

А он читал Тэна. «Как люди понимали счастье, бедствие, любовь, веру, рай, ад – все великие интересы человеческой жизни, эти свидетельства мы найдём в творениях поэтов, художниках, скульпторов, сказаниях, мемуарах. С этой целью я прочту вам отрывки, которые покажут вам грубость, чувственность, энергичность окружающих нравов и в то же время живое поэтическое чутьё, изящный вкус, великий литературный такт, декоративный инстинкт, потребность в наружном блеске – и среди народа, в невежественной толпе, и среди вельмож и учёных». Перед слушателями парижской Школы изящных искусств в середине ХIХ века в лекциях Тэна проходили все века, все страны, различные рода искусств – архитектуры, живописи, скульптуры, поэзии и музыки одновременно. Теперь в заснеженной, раздираемой на части России девятнадцатилетнего русского кадета, будущего художника, французский философ-эстетик увлекал в миры всечеловеческой культуры.

«Свою судьбу я продолжал влачить в каком-то тумане, сквозь который проступала столица Сибири». Челябинск, Омск – везде неожиданные встречи, «приключения». В Иркутск они прибыли в конце марта голодные, немытые, обовшивевшиеся. А тут – баня! «Моя кожа, загрубевшая после многомесячного холода, наконец-то задышала и соприкоснулась с чистым нижним бельём». Их разместили поначалу в казарме, обставленной партами, скамейками и железными кроватями без матрасов. В сохранившемся документе читаем: «22 декабря прибыла часть 2-го Оренбургского кадетского корпуса – 70 кадет; 1 апреля (по новому стилю) 1919 года прибыл казачий женский институт и кадеты Неплюевского второго Оренбургского кадетского корпуса. Стало 500 человек. Прибывшие были размещены в помещении кадетского корпуса 1-й школы прапорщиков и духовной семинарии»[16].

Иркутск

Кадеты учились в двухэтажном деревянном доме на правом берегу Ангары; на фото – более чем скромное строение. Одежда кадет тоже выглядит бедновато. В том же документе, приведённом выше, читаем: «Несмотря на многие трудности с учебной базой и снабжением, нехватку преподавательского состава, учебные занятия проводились по полному плану. Своим молодцеватым видом и отличными знаниями кадеты произвели великолепное впечатление на смотре, проведённом корпусами 28 июня».