Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

Вот наблюдения Ренэ Герра: «С 1924 года Париж de facto стал столицей Русского Зарубежья и литературно-художественной эмиграции. Здесь обосновалось подавляющее большинство русских художников самых разных школ и направлений: мирискусники, неоклассицисты, символисты, импрессионисты, кубисты, дадаисты, абстракционисты… Потеряв родину, они истово завоёвывали себе новое место под солнцем, используя на этом пути все достижения европейской культуры. Не теряя самобытности, сохраняя во многом уникальный русский образ мышления, язык, высокую духовность, они добились признания в стране, признанной всем миром как образец верности культурным традициям, и стали звёздами на артистическом небосклоне Парижа… Художественный Париж невозможно представить без русских художников, которые именно здесь добились блистательных побед и достижений и, в частности, в области книжного оформления и иллюстрации». К числу сенсаций довоенного периода исследователь относит иллюстрации Александра Алексеева к «Запискам сумасшедшего» и «Братьям Карамазовым».

Повесть Гоголя «Нос»

Для начала двадцатитрёхлетний экспериментатор выбирает «Нос», едва ли не самую мистическую петербургскую повесть Гоголя, вполне абсурдистскую для ХХ века и сознания молодого художника, глотнувшего воздух французского авангарда. В самом деле: ну никто ни на секунду не сомневается – это солидный статский советник, а вовсе не малая часть лица, которая никак не может жить сама по себе! Пушкин от этой шутки, как он выразился, пришёл в полное восхищение и нашёл в ней «много неожиданного, фантастического, весёлого, оригинального». Сюжет с носом стоит того, чтобы с ним попробовать поиграть и – удивить. Сновидческая природа бытия, воплощённая Гоголем, ему близка. Кстати, в журнальной редакции (повесть была напечатана впервые в третьем томе «Современника» Пушкина за 1836 год) Гоголь заканчивал повесть сообщением, что пропажа носа майору Ковалёву приснилась: «Впрочем, всё это, что ни описано здесь, виделось майору во сне» (переделывая первоначальную редакцию, Гоголь изменил финал).

В длинной Описи архива А. Алексеева фонда Art Ех Еаst указано двенадцать оттисков гравюр на дереве, а также проект неизданной книги «Нос». Три гравюры с подписями, первая – завизирована, вторая – с примечанием Алексеева на английском языке: «Одна из моих первых неопубликованных гравюр на дереве с изображением доктора для повести Н. Гоголя "Нос", 1924 (никогда не издавались)». Три авторских оттиска с подписями, оттиск гравюры, наклеенный на большую картонную подложку, с изображением персонажа в маске.

Получив сканы[30], мы обнаружили четыре готовых иллюстрации, остальные восемь их пробные оттиски. В иллюстрациях поистине абсурдистская игра не без мистики и гротеска. На одной белеют два женских силуэта в шляпах с перьями, с театрально изогнутыми руками, где ещё симметрично размещены на квадратах паркета в такт замершим фигурам два деревца-кулисы. Но это – отнюдь не только паркет. Это и подол пальто. Надо суметь разглядеть контур массивной фигуры в пальто с пелериной и широкими плечами, занимающей почти всё пространство листа. На ней, на этой фигуре, – и дамы (уж не штаб-офицерша ли с дочерью, предполагаемой невестой майора Ковалёва?), и деревца с двух сторон декорацией, вторящие им цветом и изгибами. Сверху насмешливо взирает окарикатуренный «нос» Ковалёва в чёрной треуголке, забавно выглядывающий из-под чёрного воротника: две точки – глаза, три штриха – нос. За плечами – ещё и дом с вытянутыми окнами. Всё поле листа усеяно мелкими пятнами и точками, что невольно напоминает о пуантилизме Сёра, уже тогда покорившем начинающего графика отчаянной смелостью: оптической иллюзией мира, переданного точечным методом. Оптическая иллюзия тут отсутствует, это пока неожиданный пластический приём. Точки, пятнышки в определённой последовательности – от мелких серебристых до квадратов в шашечку – образуют ритмически выверенную композицию. А всё вместе удивляет загадочностью и неожиданностью остроумного вымысла.

Две белые фигуры и два белых деревца сменяют в таком же плоскостном пространстве некая мужская фигура без лица, в маске и два пустых стула, на которые опираются белые цепкие пальцы этой странной личности. Белые круглые прорези-глазницы; с ними ритмически перекликаются и украшение на чёрном обтягивающем костюме, и белая манишка под самое горло – в общем, не потустороннее ли это явление? Хотя в оригинале рукой Алексеева на этом листе и сделана пометка о докторе для повести «Нос». Доктор, пришедший к майору Ковалёву, сыт и благодушен. Что у Гоголя повернуло фантазию иллюстратора в мистическую сторону? Не чёрт ли это, разыгравший всю катавасию с носом? Недаром Дмитрий Мережковский так и назвал свой труд о писателе с полной определённостью: «Гоголь и чёрт».