Серебро и свинец, иной вариант

Заходит в лучшую кузнечную лавку и видит ширпотреб из весьма хорошей углеродистой стали, ну там топоры, косы, ножницы и прочее. Ножи само собой, крепкие, аккуратные, удобные. Хороший слесарь из напильника для себя не хуже сделает. А на отдельной витрине с надписью «заговоренное оружие» не то музейные экспонаты, не то холодное оружие для богатых. Красотища — глаз не отвести. Сидоренко прилип глазами к ножикам и не отрывался, пока его не окликнул кузнец:

— Коун желает что-то приобрести.

Старшина ткнул пальцем в самый приглянувшийся нож и спросил цену. Оная ошеломила русского спецназовца, который ответил:

— Дороговато, да и у меня свой есть. Не так красив, зато невиданно крепкий.

Хозяин лавки, метр с кепкой ростом и такой же ширины пожилой бородач, усмехнулся:

— Так это ж заговоренные ножи, крепкость их необычайна, как и красота. Они своих денег стоят, владетели не брезгуют покупать у меня. Позвольте ваш оглядеть?

Сидоренко протянул нож из спецсплава, кузнец попробовал на прочность и твердость, сравнивая с заговоренным, который приглянулся старшине. Увы, но музейный экспонат оказался малость тверже и крепче. Хозяин лавки еще раз осмотрел, и тут его глаза полезли на лоб, отметил:

— Это незаговоренный нож. Мы заговоренные делаем крепче, но только заговоренные. Без волшебства такой нож сделать невозможно, ни один кузнец Эвейна неспособен. Откуда он у вас, и что за сталь?

— Я слышал, что тут есть добавки редких металлов, больше ничего не скажу.

Кузнец протянул свое изделие Сидоренко и попросил обменяться баш на баш, что и сделали. Хитрющий старщина доложил Сергею Георгиевичу, который заметно повеселел, услышав оценку ножа кузнецом. Сидоренко пришел к выводу, что у командира в рукавах полно козырей против аборигенов, и сейчас еще один прибавился.

* * *

Обри Норденскольд погрузился в свои невеселые мысли не настолько глубоко, чтобы не заметить доносящийся из-за одной из палаток подозрительный шум. За последние дни он привык жить вполуха и вполглаза. Напряжение в лагере нарастало. Донимаемые постоянными налетами партизан на патрули, запертые в тесных границах оборонительного периметра, нарастившего уже поверх внутреннего слоя минных полей череду наблюдательных постов и целую сеть датчиков, только и спасавших часовых от внезапного нападения — уже три или четыре раза туземцы пытались пройти мимо дозоров, отводя им глаза, — морпехи зверели и подчас срывали зло на своих же товарищах.

Обри взял за правило все свободное время — верней сказать, выкроенное с большими трудами от прочих занятий — проходить по лагерю. Присутствие командиров еще как-то сдерживало солдат, но майор с ужасом ощущал, что группа вторжения все больше превращается в неуправляемую банду, готовую крошить из М-16-х все, что движется.

Вот и теперь… Заглянув в тесный закоулок, образованный тремя брезентовыми стенками и грудой ящиков, он увидал там уже ставшую почти обыденной сцену — двое морпехов пытались вытрясти душу из третьего. Причину ссоры определить было нетрудно. Рядом, на пустом ящике, валялись стаканчик для бритья и пара игральных костей.

Первым побуждением Обри было вызвать МП. Пускай разбираются. Подполковник Макроуэн, при всех своих недостатках, требовал неукоснительной дисциплины во вверенных ему частях, и драчуны пожалеют, что на свет родились, — если попадутся. Большинство старалось не попадаться и тем более — выдавать своих, так что бытовой травматизм в лагере подскочил пугающе, причем большинство солдат падали так неудачно, что зарабатывали синяки под глазами, на скулах и в прочих не вполне убедительных местах.

Но потом майор Норденскольд заметил украшающую безвинного страдальца морковную шевелюру и решил, что справится сам.

— Рядовой Малрайан!

Все трое участников мизансцены, услышав голос Обри, застыли, как это бывает с застигнутыми врасплох, в самых нелепых позах.

— Опять жульничаем? — риторически поинтересовался майор, вертя в руках потертый кубик.

— М-гм… — растерянно подтвердил один из обидчиков жуликоватого ирландца, отпуская свою жертву.

— Блин, да кровью Христовой клянусь, майор, не жульничал я! — воскликнул Патрик Малрайан, проворно падая на колени. — Господь свидетель!

— И кости у тебя, значит, не утяжеленные… — полувопросительно заметил Обри, подкидывая кость в руке.

— Надсверленные! — воскликнул Малрайан горячо. — Вот вам крест — надсверленные! Но не эти же, сэр! Вот они, — он принялся доставать из рукавов кубики, — вот они! А эти, — он мотнул подбородком в сторону Обри, — эти самые что ни на есть честные! Сэр, ни за что страдаю, сэр!

От такой наглости оба обманутых вначале оцепенели, а потом, забыв о присутствии адмиральского адъютанта, изготовились продолжить экзекуцию.

— И много ты успел навыигрывать? — полюбопытствовал Обри.

Первый морпех смущенно прокашлялся.

— Да мы ему не отдали, — сознался он тоном школьника, уличенного в списывании на экзаменах. — Ну, сэр, посудите сами — у него шестерки через раз выпадали. Что тут подумать? Он же жулик известный…

— Что же вы тогда играть с ним садитесь? — вздохнул Обри.

Солдаты потупились.