Серебро и свинец, иной вариант

— Риск, конечно, есть, — наконец проговорил он. — Они там сейчас тоже небось на ушах стоят, за каждым кустом нашу тень видят. А вот ближе к утру, когда они за ночь издергаются… можно будет их взять тепленькими. Я — за.

— А местные? — попробовал было посопротивляться напоследок Аркаша. — Вы о них подумали? Они что, так и будут спокойно смотреть, как мы тут друг друга режем?

— Не-а, — осклабился Сидоренко. — Они вообще ничего не узнают. Ну, случился пожар. Бывает. Жаль, конечно, что из иноземных купцов никто выскочить не сумел. Крепко, видать, перепились.

— Значит, так, — отчеканил капитан Мухин, вставая. — Ваши мнения я выслушал — а теперь слушайте мой приказ. Подготовиться к «акции». Время — час. Выступаем, как только стемнеет окончательно. С собой брать…

— Отставить выступать! — рявкнул посланник, Кара-Мурза Сергей Георгиевич. Молчал до упора, и напоследок решил высказаться. — Переговоров с ними никаких быть не может, в большой политике они подлецы еще те. Вы, товарищ Васильев, с чего взяли, что им наше местонахождение неизвестно?

— Так за нами не следили ведь.

— Ну и что? Язык до Киева доведет. И вы не задумывались, зачем нам на усиление дали капитана Березина, героя Вьетнамской войны? Да потому что он знает янки как облупленных, чего они в бою стоят. Хоть и зенитчик.

— Они будут жопу рвать, лишь бы найти нашу базу и всех убить. Да уже нашли, можете не сомневаться. Как и собрались нам в постелях глотки перерезать, — проговорил усатый пэвэошник.

— Выходит, надо сделать засаду. Но, если неаккуратно сработаем, шум будет, и все узнают, — проговорил Мухин.

— Товарищ капитан Мухин. Перед нами поставлена второстепенная задача доказать, что мы хорошие, а американцы плохие. Поэтому, если вы сами не можете сообразить, я объясню, что делать, — прикомандированный профессор взялся командовать.

* * *

— …только бесшумное оружие, — сказал майор Ричардсон и, обойдя стол, продолжил: — Тяжелого вооружения — минимум. В идеале вся операция должна пройти без единого звука — как с нашей стороны, так и с их.

— Идем всей группой, сэр? — уточнил капрал Ховард.

— Да, — кивнул майор и, смягчившись на миг, добавил: — Давайте шевелиться, парни. У нас осталось, — он вскинул руку и мельком глянул на подсвеченный циферблат, — меньше часа до выхода.

* * *

Обри закашлялся. Дым проникал всюду, он пропитывал все вокруг, и стоило запаху усилиться, как каждый начинал озираться тревожно — где теперь вспыхнуло неугасимое пламя? Но сильнее гари ноздри обжигали запах грозы и кислая вонь кордита.

Лагерь умирал. Собственно, от него почти ничего не осталось. Одна стена аппаратной рухнула, и со своего места Обри мог видеть, как полыхает смотровая вышка — неестественно жарким, термитным огнем.

Чародеи смыкали кольцо. Обри скрипнул зубами. Он ведь знал, он догадывался, какими силами они могут обладать… но почему он не догадался, как чародейные дары дополняют и усиливают друг друга? Гильдейские мастера наступали группами, по трое-четверо, и удержать их не могло ничто, хотя продвигались они очень медленно, сменяя друг друга.

На пути волшебников горел самый воздух. Бронетехника гибла бесславно и бесполезно, расплываясь лужами и впитываясь, точно вода, в прожженную до самых костей землю. Вокруг стоячих камней сжималась незримая стена жара, и не только Обри понимал, что, когда она дойдет до аппаратной, спасение будет невозможно.

И тем более невозможно было оно сейчас, пока аппаратура оставалась мертва и глуха к попыткам Сельцмана оживить ее.

— Генератор! — рявкнул кто-то за спиной Обри сорванным басом. Майор с трудом узнал Макроуэна. Зачихал и снова заглох дизель.

— Да мать вашу сраную! — просипел подполковник. Его словам откликнулся торопливый, лихорадочный лязг.

— Не понимаю, — беспомощно твердил Сельцман. — Не понимаю…

Пальцы его шарили по панели управления, суматошно меняя установки реостатов.

— Доктор… — Макроуэн раскашлялся, сплюнул комок черной слизи и продолжил почти нормальным голосом: — Доктор, если мы сейчас же не запустим вашу установку, нам всем — крышка!

— Я знаю! — взвизгнул Сельцман. — Знаю! Вялое лицо физика заострилось и потемнело — если то не была покрывавшая все и вся пленка сажи.

— Я ничего не могу поделать! — кричал он, исступленно колотя кулачком по панели. — Точка перехода словно закрылась, установка не может пробить барьер! Она не рассчитана на такие нагрузки! Если я увеличу мощность, могут перегореть катушки, и тогда портал уже точно не отворится!

— Если ваша адская машина не заработает в ближайшие десять минут, нам всем будет наплевать, какие там катушки сгорели! — взревел Макроуэн. — Включайте! Черт, да запустите вы генератор, ослы, хватит беречь соляру! Десять минут, док!

— Ветер, — не своим голосом прошептал Обри.

Настолько не своим, что его услышали все

— Что? — переспросил Сельцман, промаргиваясь. Кто-то сунул ему последнюю пачку «клинексов», и физик приложил салфетку к глазам.

— Ветер, — повторил Обри.

Над лагерем дул, взметая золу, холодный ветер. Такой холодный, что сразу становилось ясно — огненная стена, окружавшая пепелище, исчезла.