– Увы, нет! – покачала головой Маргарита. – Я не знаю, кто она, но подозреваю, что это не просто женщина. Возможно, она богиня или демоница, или смутный образ, мелькнувший в твоем сне, но она существует, даже если ты не хочешь или не можешь сознаться в этом даже перед самим собой.
– Но я люблю тебя! – воскликнул Людо в отчаянии от того, что твердая почва под ногами превратилась вдруг в зыбучие писки.
– Любишь, – согласилась Маргарита. – Твоя любовь, князь, принадлежит мне, но огонь твоих чресл зажжен другой. Поэтому ты убьешь себя напрасно, Людвиг… и я уйду вместе с тобой, – почти шепотом добавила она.
– Что же делать? – в отчаянии произнес Людо вслух вопрос, который в других обстоятельствах никогда бы не предал воле воздушных струй.
– Для начала, взять себя в руки, – предложила женщина, от которой кто-нибудь другой, кто не знал ее так, как знал Маргариту Людо, не стал бы ожидать такой невероятной рассудительности. – Тебе следует немного остыть и научиться контролировать свою страсть…
– Не надейся! – неожиданно улыбнулась она, глядя Людвигу прямо в глаза. – Я тебя слишком люблю, чтобы отдать другой! Но нам следует умерить пыл, и лучший способ – короткая разлука.
– Расстаться? – удивился Людо, который такую возможность даже не рассматривал.
– Да! – твердо ответила женщина. – У тебя начинается кампания… Император…
– Ах, да! – сейчас Людо действительно вспомнил, что начинающаяся компания будет нелегкой. На встречу к нему шел сам император…
– А я пока уеду в Задар… – предложила Мара.
– Ты…? – ему вдруг стало страшно, а что, если она, и в самом деле, решила его покинуть.
– Нет, – покачала она головой. – Нет, Людо. И не надейся! – Снова улыбнулась она. – Я никому тебя не отдам, но ,если ты все-таки встретишь эту свою "Темную Даму", разрешаю тебе отыметь ее так, как тебе захочется. Возможно тогда, ты и мною будешь овладевать, как мной, а не как ею! – Она притянула голову Людо к себе и поцеловала в лоб. Потом отстранилась, посмотрела ему в глаза и хищно улыбнулась полными великолепно очерченными губами, показав заодно, и белые ровные зубы. – Но я уезжаю только утром, а теперь ночь… и… надеюсь, завтра ты сможешь отдохнуть…
Это было сродни безумию, но так все и обстояло: тоска по уехавшей в Задар Маргарите заволакивала душу серыми тоскливыми сумерками. Но, как оказалось, глубокая тень, легшая на сердце Людвига, обладала удивительными качествами. Забравшись в нее, как зверь в берлогу, спрятавшись ночным татем, выглядывающим на дорогу из затянутой мраком чащи, Людо чувствовал себя защищенным даже тогда, когда вокруг него, в аду кровавой битвы, рушились на землю люди и кони. Без солнца и тепла жить оказалось даже лучше, вернее, не жить, а воевать: убивать и рисковать быть убитым.
– Что там? – спросил Людо, останавливая коня.
– Мост, ваша светлость! – отрапортовал сержант, оказавшийся старшим среди столпившихся на дороге солдат.
Дорога здесь делала крутой поворот, обтекая слева огромную, нависающую над ней скалу, и для того, чтобы увидеть мост над горной рекой, обозначенный и на карте главного квартирмейстера армии, надо было обогнуть выступающее плечо горы, голое снизу и поросшее искривленными соснами поверху.
– Мост, ваша светлость, – сказал сержант. – Люди маршала Бьёрка сожгли мост.
– Надо бы посмотреть, что там и как, – меланхолично предложил Голос.
– Показывай! – приказал Людвиг и, спрыгнув с коня, пошел за сержантом сквозь расступавшуюся перед ними толпу солдат.
– Солдаты не могут стоять толпой, или это не солдаты, – Голос не иронизировал. Он "зевал".
"Верное замечание", – не стал спорить Людо, но оставил вопросы дисциплины "на потом".
– Вот! – виноватым голосом, как если бы, и в самом деле, нес ответственность за поступки имперских сил, сказал сержант.
Впрочем, мог бы ничего и не говорить. Слова были излишни, все, что требовалось, Людвиг увидел сам. Река была неглубока, но имела буйный нрав и, прорезав себе в мягком камне узкое глубокое ложе, шумела и бурлила довольно далеко внизу. Такую реку не перейдешь вброд, хотя несколько крепких и умелых людей смогли бы, пожалуй, перебраться на ту сторону – а расстояние между скалистыми берегами было, не сказать, что б очень большое – и перебросить веревки… Однако "на том берегу" стоял сейчас арьергард Бьерка, оживившийся при появлении Кагена, которого они, верно, узнали по небогатырскому сложению и черной одежде с редкими украшениями из серебра.
Золото Людвиг перестал носить еще два года назад, чувствуя себя в его присутствии едва ли не больным. В чем тут дело, он так и не понял. Но, хотя со временем идиосинкразия на aurum понемногу ослабла и почти сошла на нет, привычка осталась, и Людо отказался от золота, предпочтя ему благородный argentum.
– Вы бы отошли за скалу, ваша светлость! – по-видимому, сержант тоже увидел, как подчиняясь приказу высокого золотоволосого рыцаря, – шлем тот держал на сгибе локтя, – несколько лучников подняли оружие и приготовились к стрельбе.