Серебро и золото

Седой был одет, как простой путешественник: серая, неновая и неприметная одежда, простой кинжал на потертом кожаном поясе и короткие неровно остриженные волосы над незапоминающимся заросшим пегой щетиной лицом. Непростыми были только серо-голубые глаза, все время менявшие свой цвет – от василькового до серо-стального – внимательные, терпеливые… Жестокие? Он не представился, и все присутствующие – кроме, разумеется, Джеваны – испытывали от этого известное неудобство и связанное с этим неудобством раздражение. Но северяне-разведчики – сами они предпочитали называть себя странниками, хотя на взгляд Лоона или Сновида являлись всего лишь высококвалифицированными шпионами, – так вот северяне-разведчики имен своих никому никогда не называли. Не назвался и этот, которого за отсутствием нормального человеческого имени, приходилось звать Северянином или просто Седым.

– Да, полноте! – "наивно" всплеснул руками Сновид. – Да существует ли он на самом деле, и если да, то тот ли это юноша, что жил с нами в крепости Керич?

– Несомненно, существует, – речь Северянина была похожа на горный ручей: несколько монотонна, но полна скрытой силы. – И это тот самый человек, которого я видел в Кериче три года назад.

– А вы разве бывали в Кериче? – впервые подал голос герцог Лоон, до сих пор сидевший с озабоченным видом за дальним концом стола.

– Бывал, – коротко ответил Северянин и посмотрел на принцессу.

– Подтверждаю, – кивнула Джевана. Ей крайне не хотелось, чтобы разговор увяз в выяснении второстепенных деталей, но делать нечего: законы вежества и дипломатию никто еще не отменил.

– Каков он сейчас? – сразу же пошел в атаку Сновид. – Подрос, возмужал? Говорят, он болен?

– Не вырос, – Седой, не торопясь, раскурил трубку, пыхнул дымом и посмотрел на графа Сновида. Глаза северянина были сейчас почти синими. – Возмужал. Болен.

– Ходили слухи, что он умирает, – медленно сказала Джевана.

– Уже не умрет. От этого. – Разведчик взял со стола кубок и сделал скупой глоток. – Идет с войском по целым дням. Одевается легко, ночами должен мерзнуть. Лицо спокойное, взгляд холодный. Решает быстро, говорит медленно и мало.

– В чем же дело? – снова вскинулся Сновид. – Он военный гений?

– Возможно, – не стал спорить Северянин. – Во всяком случае, я не видел рядом с ним кого-то, кто мог бы делать эту работу за него.

– Армия? – снова заговорил Лоон. – Что у него за армия?

– Наемники, – выпустил клуб дыма Седой и потянулся за кубком. – Каждая новая победа дает ему достаточно денег, чтобы взять – даже и из побежденной армии – столько лучших, сколько ему нужно. И он берет.Золото побеждает сталь.

– Значит, армия наемников? – подняла бровь Джевана.

– Не только, – отрицательно покачал головой Северянин. – Он же захватывает и города, моя госпожа, и обширные земли с замками и дворянскими владениями…

– Но как он может доверять побежденным? – подался вперед Лоон.

– Морковь и кнут… – пожал плечами Седой.

– Что? – не понял граф Сновид.

– Пряник и плеть, – усмехнулся Северянин. – Если жестоко казнить за малейший намек на предательство и вознаграждать за верность, дворяне и горожане начинают сражаться весьма эффективно, особенно зная, что их семьи остались в качестве заложников.

– Он пользуется заложниками? – уточнил Лоон.

– Нет, – покачал головой северянин. – Не так. Прямо о заложничестве речь никогда не идет. Но было несколько прецедентов, после которых некоторые пылкие натуры поостыли, а по прошествии времени это и вовсе становится несущественно. Победитель вызывает восхищение. И, прежде всего, у собственной армии. Особенно если он щедр на награды и не отделяет себя от воинской массы.

– А он, по твоим словам, именно такой… – задумчиво произнесла принцесса и вдруг остро взглянула в глаза Седого, которого помнила еще мальчиком. – Кто эта женщина, о которой поют в балладе "Белая рука"?

– Так до вас она уже дошла? – одобрительно усмехнулся Седой, впервые позволив себе – и, по-видимому, не без умысла – так откровенно выразить свои эмоции. – Хорошая песня, не правда ли?

– Очень хорошая, – холодно кивнула Джевана. – Но я задала вопрос.

– Балладу написала графиня Корвин, ваша светлость, – усмешка исчезла с губ разведчика, и он чуть прикрыл веками отливавшие сталью глаза. – О себе.

– Она слагает стихи? – подняла бровь Джевана, успевшая уже решить, что авторство баллады должно принадлежать истинному мастеру. – Мелодия тоже ее?

– Да, ваша светлость, – Седой снова был невозмутим. – Она автор множества баллад и песен. Двор Кагена сейчас полон труверов и трубадуров, и все эти бояны и менестрели поют красавице Маргарите гимны, слагают дифирамбы, и восторги их не лживы, хотя многие из них ей люто завидуют. Но кто она, и кто они? Они бродячие певцы, живущие щедростью господ, а она графиня и родная сестра князя Задары…

– Сестра? – насторожился Лоон, а Джевана почувствовала волну жара, прокатившуюся по всему ее телу и зажегшею с новой силой огонь в груди и внизу живота.

"Сестра!"

– Кузина, – кивнул Сновид. – То есть, двоюродная сестра.