Серебро и золото

… А корона империи не досталась никому… – Тильда подняла взгляд и посмотрела на друзей. – Это то, что я думаю? – спросила она, но ветер времени уже разметал лепестки розы миров, и, уходя в лабиринт вероятностей, Клотильда ван дер Шенк знала, что все обстоит еще хуже, чем она подумала вначале.

2

– Он, – сказала Джевана. – Почти ты, но не ты. Всегда только сапфиры и серебро, до той последней главной встречи, когда завершится Великий Круг превращений.

– Я… – и он увидел себя, идущего сквозь время к женщине, держащей в вытянутых руках императорскую корону. Топазы и золото…

– Ты и она, – кивнула Джевана. – Она, которая не я и не Маргарита…

3

С ночи шел дождь. Мелкий, унылый, он протянулся из вчера в сегодня и, превратив утро в, черт знает, что – серо, сыро, уныло – поплелся дальше на пару с неторопливыми, едва ползущими вперед мгновениями к далекому полудню. Но неожиданно за серым непроницаемым пологом, за кисейными завесами дождя и тумана, прорезался голос тысячесильного мотора, пережигающего килограммы жидких углеводородов в километры и минуты стремительного полета. И княжна Ольга вскинулась на звук и, подняв лицо вверх, устремила взгляд в мутное ничто, словно пыталась прозреть, увидеть сквозь все преграды того смельчака, что бросил вызов монотонности дождя и обыденной человеческой жизни.

– Что? – спросила, приподнявшись на канапе, Дарья. – Что? Что там?

– Это Кирилл. – Ольга, не глядя, протянула руку, и молоденькая стильная горничная, наряженная по случаю намечавшегося с утра, но так и не задавшегося девичника женщиной-вамп, вложила в тонкие пальцы княжны темно-кремовую сигариллу. – Это он, я знаю… Найдена? – Она обернулась к служанке и прикурила от мгновенно вспыхнувшей каминной спички. – Хм…

По комнате пополз табачный дым, пахнущий корицей и яблоками.

– Он рискнет садиться в такую погоду? – спросила графиня Скулнскорх, с откровенным интересом принюхиваясь к сигарилле. Ее безмятежное лицо было своеобразно и, возможно, даже красиво, но, пожалуй, слишком холодно и несколько сумрачно. Она вообще, следует заметить, не оставляла никого равнодушным. Такова уж была ее природа: глаза цвета золотистых топазов и золотисто-красные жесткие вьющиеся волосы, с большим трудом и немалой сноровкой уложенные в императорскую корону. И, разумеется, великолепная фигура, а на ней замшевый костюм для пикников, шелковая сорочка и шейный платок различных оттенков молочного шоколада, и стоящие целого состояния королевские топазы, такие крупные, что дух захватывало – вот какой интересной девушкой была графиня Елизавета Скулнскорх.

– Да, – не оборачиваясь, ответила княжна Ольга. – Кирилл не обманет. Он сядет на воду в тумане…

И он сел. Видеть этого, разумеется, никто не мог. Туман, стелившийся над озером, и завеса дождя скрывали от глаз и гавань, и причалы, и все вообще. Впрочем, в какой-то момент барону Морицу Розенкранцу показалось, что графиня Скулнскорх знает о происходящем там, за огромными хрустальными окнами "Ривьеры", гораздо больше, чем кто-нибудь другой из собравшихся здесь "прожигателей жизни".

"Но разве мы прожигаем жизнь? – подумал он, прислушиваясь к песне одинокого мотора. – Или все-таки всего лишь нажитые не нами и не нам принадлежащие состояния?"

Мориц покосился на княгиню Ольгу, весьма драматически наполнявшую просторный ресторанный зал клубами ароматного дыма, и перевел взгляд на графиню Елизавету.

"Ах, да! – сообразил он вдруг. – Вот кто прожигает свое собственное состояние!"

И, правда, лишь она, да еще спешащий к ним сквозь ночь капитан-лейтенант князь Курбский были полновластными хозяевами своих титулов и состояний. Остальные – всего лишь чьи-нибудь детки: доченьки да сынки.

А между тем приглушенная расстоянием и туманом песня мотора сошла вдруг на нет, и слышны стали хлюпающие шлепки пологих волн о бревенчатое основание "Ривьеры".

"Вроде, сел", – напрягая слух, подумал Мориц и мысленно пожал плечами.

– Сел? – ни к кому, кажется, не обращаясь, спросила Ольга.

– Сел, – уверенно ответила Елизавета на вопрос заданный не ей, или вообще не заданный никому.

– Ах, сударыни! – зевнул Симон де Монфор. – Мне бы ваши заботы!

Молодой человек в парадном лейб-гвардейском мундире, нечистом и сильно мятом – после непрекращающегося недельного кутежа, плавно перешедшего в запой, – с одутловатым лицом, которое сейчас вряд ли кто-нибудь назвал бы красивым, заплывшими глазами и растрепанными светлыми волосами, производил жалкое впечатление. Однако, как ни крути, это был наследник одного из самых старинных титулов Европы, будущий – если, разумеется, доживет, – Симон XI де Монфор-л'Амори граф де Эврё герцог Анжуйский и, бог знает, кто еще. И грудь его, несмотря на молодость и невысокое звание, украшал крест "За кровавый штурм", Звезда Отважных – не менее десяти штыковых атак, притом, что граф Симон, вообще-то, был бронеходчиком, – и Звезда Доблести.

– Ах, сударыни! Мне бы ваши заботы!