Серебро и золото

И они тронулись с места. Впереди ехали герольды, выкрикивавшие ее имя, за ними двое трубачей и барабанщик. Потом шел отряд городской стражи с алебардами, возглавляемый капитаном, и, наконец, она – Лиса Скулнскорх, милостью божьей, и все, что следует по правилам титулования. Ехали по узким городским улицам, мимо людей, стоящих вдоль стен и выглядывающих из окон, мимо праздничных венков из древесных ветвей с молодыми листьями – дуб, липа и клен – и сосновых лап – "Ну, чистое Рождество!" Мимо церквей, мимо статуй святых, мимо колодцев, окруженных толпами горожан.

– Лиса Скулнскорх, милостью божьей… – выкрикнули герольды.

Протрубили трубы, и раздалась барабанная дробь. Стражники разошлись в стороны, вытекая с улицы куда-то в невнятное "вперед", и Елизавета осталась одна перед пустым открытым пространством замощенной камнем площади.

"Ратушная площадь".

На противоположной стороне небольшая группа пышно одетых всадников и строй солдат – копейщики и арбалетчики – позади них.

"Итак…"

– Отстаньте! – приказала она и первой выехала на площадь, за ней, отстав на корпус, следовали Ирина и Эрик, потом все остальные, но Елизавета о них даже не думала. Все ее внимание сосредоточилось на всаднике на темно-буланом[56] в яблоках коне, выехавшем ей навстречу.

Наступила тишина. Лишь лошадиные копыта размеренно цокали по камням брусчатки. Сотни, может быть, тысячи глаз смотрели сейчас на Елизавету, горделиво выпрямившуюся в мужском седле. На эту встречу она надела платье из шитой золотой нитью парчи, шелковой тафты и персидского шелка пяти оттенков золотого цвета, украшенное сапфирами, гиацинтами, опалами и янтарем. Но видеть можно было только пышные юбки, поскольку верх платья не предназначался для посторонних глаз, он служил поддевкой для позолоченной кольчужной рубахи, на которую сверху надевались золоченая кираса с выгравированной на груди рысью Скулнскорхов, наплечники с шипами, налокотники и наручи. Золотой шлем был выполнен в форме головы рыси, но забрало со звериной мордой было поднято сейчас, открывая на обозрение лицо графини. Из оружия Елизавета взяла лишь меч-шпагу, с надетым на рукоять золотым кулачным щитом, и кинжал Людо. И, разумеется, в кожаной петле у правой ноги висел ее любимый клевец.

Итак, она ехала через площадь, и все взгляды были устремлены на нее, но сама Елизавета смотрела на приближающегося к ней размеренной рысцой Томаса фон дер Марка. Вопрос, тревоживший Елизавету, сводился к сакраментальному, "он или не он?"

Этот Томас, Томас-Еритик, был старше Дамаля фон дер Тица. Ему было, пожалуй, больше двадцати.

"Двадцать два? – прикинула Елизавета. – Двадцать три?"

Зрелый мужчина по нынешним временам. Однако похожи они были с Дамалем, как повзрослевшие близнецы. То же лицо, те же волосы – граф ехал с обнаженной головой – те же глаза.

– Графиня! – у него был бархатный баритон Тома, и еще взгляд: вопросительный, молящий, полный надежды взгляд серых глаз.

– Граф!

– Что привело вас в Любек, моя госпожа?

– Но и вы, мне кажется, не местный.

– Весьма уместное замечание, но я здесь проездом.

– Идете в Польшу, я полагаю.

– Вы хорошо изучили мой маршрут, графиня, с чего бы это?

– Из чистого любопытства! Какие новости о Клодде Галицкой?

Вот тут он дрогнул, но заминка была короткой, в следующее мгновение граф Ламарк уже вполне себя контролировал.

– Три недели назад княгиня Галицкая взяла Краков, и, если я не ошибаюсь, она идет на запад.

– К морю?

– Возможно.

– Но ни у нее, ни у вас нет флота.

– Он есть у вас, графиня.

– Не желаете ли прогуляться, граф? Я хотела бы переговорить с вами с глазу на глаз.

– А вы?.. – он явно замялся. – Это не будет?..

– Если вы имеете в виду мою честь, то мы ведь будем разговаривать на глазах у всех этих идиотов! – отмахнулась Елизавета. – Если же речь о том, смогу ли я самостоятельно выбраться из седла, не говоря уже о том, чтобы в него вернуться, то, во-первых, отчего бы вам не помочь бедной девушке? – улыбнулась Елизавета. – А, во-вторых, я воин, граф. В последнем по времени поединке я выбила из седла Хамлета Датского.

Разумеется, это было художественное преувеличение. Не в последнем по времени, а в первом и единственном, и не в поединке, а во время собачьей свалки скоротечного боя. Но и не скажешь, что солгала. Так и случилось: принц Датский вылетел из седла.

– Вы серьезно? – нахмурился фон дер Марк.

– Я поразила его в плечо вот этим самым клевцом и вырвала из седла. В моей свите едут два датских дворянина – Розенкранц и Гильденстерн. Вы можете спросить у них.

– Я очарован, – он легко соскочил с коня и, подойдя к Елизавете, протянул руку. – Разрешите вам помочь, графиня?

– Извольте!

Поговорить удалось только после пира, да и то… У дверей встали два дворянина: ее и его. В кресло у стены уселась Ирина, а они с Томасом, соответственно, расположились в дальнем конце обширных покоев, у разожженного камина.

– Чем вас угостить, графиня?

Рядом с ними в выжидательных позах застыли слуги. Слишком много слуг.

– После пира? – скептически подняла бровь Елизавета.

– Вы едва притронулись к еде…