Серебром и солнцем (СИ)

- Строго говоря, исцеляет не дар. Я как раз сейчас читала, Латэ и некий Морено давно вели исследования того, что вы называете даром. Они открыли особые клетки крови, которые есть только в крови carere morte. Их называют сетчатыми, потому что они часто встречаются в симбиозе с нервными клетками, и те своими отростками оплетают их, словно сетью. Они как-то связаны с сердцебиением и возобновлением дыхания у carere morte. Их много у низших, у дикарей. А у кукол собственных сетчатых клеток нет совсем, в их крови находят только единичные, попавшие с проклятием хозяина. И сейчас выясняется, что эти клетки – единственный источник живительных элементов, способных запустить процесс исцеления. Обычно у вампира они спят, неактивны, но дар будит их, и они освобождают живительные элементы. У carere morte возобновляется дыхание, сердцебиение приходит к нормальному человеческому ритму, а кровь очищается от проклятия. Всё благодаря сетчатым клеткам, а не прямому действию дара.

- Это самая странная избранная из всех, что можно вообразить! - со смехом сказал Винсент. - Но, признаться, научные термины действительно внушают уважение к м-м... методу. Теперь, Мира, я за тебя спокоен.

Она только кивнула, не улыбнувшись. "Нужно спросить еще что-нибудь - пусть будет лекция на час... На целый час!''- подумала она, но избранная взяла её за руку, и эта веселая и ужасная мысль исчезла. Само солнце было здесь, так близко, в шаге от вампирши! Свет затоплял всё вокруг. Лучи пронзили Миру – не пошевельнуться, и вскипела мёртвая кровь, сжигаемая ими. Она вздохнула и призвала видение из далёкой ночи: пульсирующее сердце мира и протянутая к ней тонкая золотая нить – луч. Мира расслышала глухие удары этого сердца, и боль, и страх ушли. Нить дрожала, билась в такт диковинному огромному солнцу перед ней.

«Я, тень, почему я не исчезаю в этом сиянии?»

Мира сделала шаг к свету, взявшись за тонкую блестящую нить, думая, что этот шаг станет последним. Но тень осталась позади, цепляясь лишь за её ноги: длинная, как вечером, голова её терялась вдали. Мира избегала смотреть туда… Она смотрела вперёд, на солнце, обжигая глаза. Кровь кипела. Сердце билось всё уверенней, разгоняя её всё быстрее. Жар волнами разливался по телу. Каждая клеточка вопила от боли. А тень позади удлинялась. Она колыхалась, её трепал ветер, грозя оторвать от ног и унести прочь.

Золотая нить вдруг бросила ярчайший блик в глаза. Мира зажмурилась на секунду: она уже ловила прежде этот отсвет. Мальчик встал в луче, прорвавшемся в их тёмный дом с улицы, его локоны блестят как золото, нет, сильней: как солнце... Она заметалась, озираясь:

«Где ты? Я хочу видеть тебя!» - этот зов был услышан. Она, не видя, почувствовала его – отделённую часть себя, тень, питаемую её чёрной кровью.

- Прости! - почти беззвучно прошептала она, но Винсент услышал, напряженные губы шевельнулись:

- Будь счастлива.

Она хотела улыбнуться… и не смогла. Теперь не свет – чернота затопляла всё вокруг.

Нить в руке билась всё требовательней, толчки сердца слились в сплошной гул. Тень трепетала, раздираемая ветром в клочья. Мира теряла её, теряла связь. Она пошатнулась, но устояла… почти слепая: свет выжигал ей глаза…

«Сердце… Сейчас разорвётся…»

«Умойся звёздным дождём, - вспомнила она. - Оденься грозным огнём». Нет, ей не хотелось читать этот стишок. Совсем другая избранная исцеляет совсем другую Миру. А то заклинание осталось в прошлом, затерялось среди других несбывшихся надежд.

- Сначала рвутся связи с рабами, - предупредила Габриель. - Вот сейчас…

Она была права. Первыми растворились в черноте восемь слабых недавних отражений вампирши. «Винсент!» - взмолилась Мира. Она понимала, что вот-вот утратит связь и с ним. Она отчаянно, коготками цеплялась за ниточку к нему, но слабые пальцы хватали только пустоту.

«Пора! Разрушается моё проклятие, и ты, моё сокровище, исчезаешь. Я отпускаю тебя. Мне - не должно держать открытой эту дверь! Тебе - довольно медлить на пороге! Шагни за неё… в подлинное бессмертие. Иди, мой мальчик. Прощай».

«Прощай», - прошептала она и, сдавшись, зажмурилась. Она не хотела видеть, слышать, как он падает: резко, навзничь, точно у него из-под ног выдернули землю… точно из него разом выдернули всю жизнь.

Её вечность размыкалась на элементы. Время, сердце, жизнь – эти слова обретали старый смысл. Она узнавала их терпкий, подзабытый вкус. Сердце толкалось где-то в висках, вопя…

Мира сделала глубокий вдох… И поняла, что живая. Она ощущала каждую клеточку своего тела. Они возрождались и рождались заново: и счастье, и мука. Ещё глоток воздуха, и последние клочки тьмы растворятся в горячей живой крови. Тогда придёт последняя волна жара и можно будет отпустить золотую нить, и её сердце не собьётся с ритма.

Но она медлила.