В первую же весну Герберт Морено пригласил Миру принять участие в неких исследованиях. Оказалось, на медицинском факультете Академии давно ведётся изучение особенной физиологии carere morte. Мира согласилась, неожиданно быстро для себя. Она вообразила, что это поможет ей сблизиться со своим новым, странным окружением.
Работа закипела. Мира вытерпела сотни экспериментов, позволила терзать своё тело устрашающего вида инструментами, отдала им едва ли не всю свою бессмертную кровь, безропотно перенесла десятки уколов в сердце и поясницу, где по словам этих маниаков пряталось второе вампирское сердце, честно и без утайки ответила на тысячи вопросов, среди которых были и бестактные и совсем непристойные. Удивительно! Она ожидала, что слабые смертные с особой тщательностью будут изучать её фантастические возможности: силу, втрое превосходящую человеческую, быстрое заживление ран, нестареющее тело, крылатую тень, но охотники не обращали внимания на несомненные плюсы бытия carere morte. Лишь однажды Мире удалось заинтересовать молодого ассистента Морено рассказом о крыльях Макты, на которых, якобы, летают все carere morte, но возвратился Герберт, и в сложных разговорах исследователей замелькали совсем иные термины: депрессия, инволюция, регресс…
За время исследований Мира узнала много любопытных вещей: так, вампиризм часть адептов ордена считала болезнью, и даже вполне излечимой болезнью! Исцелиться, по словам этих учёных фанатиков, carere morte мешала загадочная «разлаженность» сердца и мозга. Вампиров они не называли ходячими мертвецами, говорили лишь о замедлении жизнедеятельности. Мира же явила собой и вовсе любопытный экземпляр. Том отчётов по научной работе пух на глазах, пока в один прекрасный вечер Мира не осознала, что является для этих людей не более чем подопытным животным. Она боялась, что её отказу от дальнейшего участия в экспериментах посмеются, но её отпустили, и довольно легко. Видимо, Морено и компании самим требовалось время на анализ результатов.
Оставив учёных разбираться с тем, что она есть, Мира продолжила присматриваться к своей новой, странной семье. Во времена юности - теперь такой далёкой! – она полагала, что все охотники – священники. Это нелепое убеждение осмеял Клеменс Грата: во времена правления Макты Вастуса орден собрала аристократия Карды. Сейчас этой умножившейся силе служили многие люди, разные люди, бывшие и нынешние студенты Академии, отпрыски некоторых знатных семейств и самые простые выходцы из Карды и Доны. Орден охотников никогда не был орденом монахов.
«Они наёмники?» - спросила она тогда Клеменса.
«Нет, они – фанатики. Эта охота - не способ добычи денег».
Клеменс был прав.
Пусть ночные рейды, командировки и оплачивались, эти деньги себе забирали немногие. Для герцогов Рете и графов Гесси орден и вовсе был статьёй расходов, да и Родерик Бовенс в ответ на наивный вопрос Миры: «Сколько стоит голова вампира?» недовольно скривился и сообщил, что лично для него охота на вампиров скорее дорогостоящее развлечение, «но занятное, весьма занятное порой!», а Карл, ненадолго забежавший в арсенал, посетовал, что из-за треклятой занятости здесь он уже сменил три места работы и был вынужден оставить пока учёбу. И в этом «пока» была безнадёжность.
- Так брось охоту на вампиров, и ты наконец-то выспишься, - пожала плечами Мира.
- Я не могу, - возразил он удивлённо, растерянно, видимо, только что это поняв. - Когда я всеми правдами и неправдами пробился в знаменитое «Студенческое Общество Академии», я радовался, не подозревая, что только что ступил на тайный тёмный путь. Но сейчас это – жизнь. Воздух, которым дышишь. Многие находят себя только здесь.
- Вы все фанатики, - отрезала Мира неприязненно.
Он загадочно улыбнулся:
- Говорят, что carere morte нельзя вернуть в мир живых, к нормальной жизни - и ошибаются. Этих можно вернуть. А вот, что охотник на вампиров во время третьей стражи будет смотреть свой третий сон – совершенно невозможно. Непредставимо!
- …И идеалисты. Фанатики – идеалисты: убийственное сочетание.