Серена

– Тогда давайте сюда свой рожок. Я его наполню и оставлю у кровати, чтобы был под рукой, когда ребенок проснется. А если ему захочется что-то погрызть, у меня найдется несколько пшеничных крекеров.

Рейчел приняла предложение Кепхарта, догадавшись, что в прошлом он уже занимался подобными вещами – возможно, давно, но занимался. Она задалась вопросом, где теперь жена и дети писателя, и чуть было не произнесла это вслух.

– Присаживайтесь, – предложил Кепхарт и кивнул на единственный стул за столом.

Рейчел заново оглядела комнату. Второй стул был придвинут к письменному столу в дальнем от печки углу. Там светилась одна из двух керосиновых ламп, а рядом виднелись стопка бумаги и пишущая машинка с четкой белой надписью под клавиатурой: «Ремингтон стандарт». Там же стояла и банка с какой-то прозрачной жидкостью. Отвинченная крышка лежала рядом.

Пока гостья ела, Кепхарт стоял у двери. Рейчел изголодалась и быстро проглотила всю фасоль. Писатель заново наполнил ее стакан, и она, отпив с половину, раскрошила в пахте ломтик кукурузного хлеба. Просто поразительно, как еда утешает в трудную минуту, – видно, напоминает о том, что бывали и другие дни, хорошие, когда на столе стояла та же знакомая пища. Напоминает, что в жизни вообще бывают хорошие дни, пусть их до обидного мало.

Закончив, Рейчел вышла к ручью с миской и ложкой. Положила их на поросший мхом берег и направилась в лес, чтобы в укромном месте присесть на корточки. Вернувшись к ручью, водой и песком вымыла свои миску с ложкой, принесла их в дом. Джейкоб проснулся и уже успел присосаться к рожку с молоком. Кепхарт сидел на кровати рядом с ребенком.

– Он был не в настроении вас дожидаться, и я решил оказать ему услугу.

Побыв с ними еще минутку, владелец дома вышел за дверь. Когда Джейкоб допил молоко, Рейчел сменила ему пеленки. Комната выглядела уютной, но прохлаждаться в хижине в отсутствие хозяина казалось невежливым, и она вынесла Джейкоба на улицу, устроилась на нижней ступеньке крыльца и усадила ребенка на траву. Кепхарт вернулся и сел на верхнюю ступеньку. Рейчел попыталась придумать какую-то тему для разговора, надеясь хоть немного отвлечься от мыслей о вдове Дженкинс и о том, что та же судьба могла ждать и ее с Джейкобом.

– Вы здесь живете? – спросила Рейчел.

– Не постоянно, – ответил Кепхарт. – Обычно я обитаю в Брайсон-Сити, а сюда приезжаю, когда устаю от людей.

В этих словах не прозвучало ни обиды, ни угрозы, и Кепхарт явно не хотел портить ей настроение, но Рейчел вновь ощутила себя помехой – даже больше прежнего. Минуло полчаса, но они больше не заговаривали. Потом Джейкоб завозился, и Рейчел, ощупав пеленки, усадила малыша себе на колени, но тот продолжал хныкать.

– Есть у меня в кладовой кое-что, ему наверняка понравится, – сказал писатель.

Следуя за ним, Рейчел зашла за хижину. Там Кепхарт распахнул дверь сарая; внутри, в уютном гнездышке из соломы, жались друг к другу два маленьких лисенка.

– С их матерью случилось что-то скверное. Был еще один, но он оказался слишком слаб и не выжил.

Зверята поднялись и, попискивая, кинулись навстречу Кепхарту, а тот, присев, стал чесать их за ушком, словно любимых щенков.

– Как вы их кормите? – спросила Рейчел.

– Теперь уже объедками со стола. А в первые несколько дней – коровьим молоком из пипетки.

Джейкоб потянулся к лисятам, и Рейчел, шагнув внутрь, опустилась на колени, придерживая сына за талию.

– Погладь их, Джейкоб, только осторожно, – предложила Рейчел, взяла ребенка за запястье и провела его ладошкой по шерсти одного из зверьков.

Второй лисенок придвинулся ближе и тоже прижался черным носиком к руке Джейкоба.

– Пора бы им на волю, самим добывать себе пропитание, – сказал Кепхарт.

– Они вполне упитанные и бойкие, – отметила Рейчел. – Видимо, вы были хорошим родителем.

– Разве что только им, – вздохнул писатель.

Через некоторое время Рейчел с Джейкобом вернулись на крыльцо хижины и стали наблюдать, как потихоньку обживаются в низине первые тени близкого уже вечера. Рейчел любила такие дни, какие бывают только ранней осенью: не слишком жарко, но и не холодно; небо темно-синее, ни облачка, ни ветерка; посевы гордые и зрелые, а листья расцвечены яркими красками, но еще ни одно дерево не облетело… День был настолько хорош, что сама планета будто сожалела о том, что ему суждено истечь, и замедляла вращение, пытаясь растянуть вечер и позволить ему задержаться. Рейчел попыталась потеряться в этой мысли, очистить ею свой разум, и на несколько минут ей это удалось. Но затем она вспомнила о вдове Дженкинс, и утешение, какое несла красота этого дня, словно рассыпалось под шквалами безжалостного града.