Серена

Обойдя дом, они миновали дровяной сарай, позади которого, укрепленная между парой козел, лежала затянутая ржавой сеткой оконная рама. На сетке были разложены наконечники индейских стрел и копий, а также прочие камни различного размера и цвета, включая и довольно мелкие, не больше простой речной гальки. Гэллоуэй задержался оглядеть трофеи, а один камешек поднял к глазам и развернулся к солнцу, вглядываясь в тускло-красный оттенок.

– И где только он тебя нашел… – задумчиво протянул лесоруб.

– Что это такое? – спросил Пембертон.

– Рубин. Не настолько крупный, чтобы стоить серьезных денег, но если попадется камень побольше, в карманах наверняка зазвенит.

– Думаешь, Кепхарт наткнулся на месторождение где-то поблизости?

– Вряд ли, – покачал головой Гэллоуэй, бросая рубин обратно на сетку. – Скорее всего, нашел в окрестностях Франклина. Но я все же буду смотреть под ноги, пока мы будем бродить вокруг ручья. На случай, если здесь прячется что-то еще, кроме пантеры.

Оставив дровяной сарай позади, они направились по тропинке в чащу. Лиственные деревья здесь попадались лишь изредка, да и то невысокие. Довольно скоро Пембертон заслышал шум ручья, а затем и разглядел его за деревьями. Поток был шире, чем он себе представлял: скорее речка, чем ручей. Гэллоуэй разглядывал песок и полоску илистого дна у берега. Не останавливаясь, он указал на дорожку из нескольких следов на песчаной косе:

– Норка. Пусть нагуляет мех погуще, и тогда я вернусь сюда с ловушкой.

Вдвоем они брели вверх по течению, и Гэллоуэй время от времени останавливался присмотреться к чьим-то следам, изредка опускаясь рядом на колени и проводя по краям отпечатков указательным пальцем. Так они подошли к глубокой заводи, окаймленной болотистой жижей. На ней пестрели следы, размером превосходящие все виденные ими до сих пор.

– Кошка? – с надеждой спросил Пембертон.

– Да, это кошка.

– Странно. Не вижу углублений от когтей.

– Их и нет, – подтвердил Гэллоуэй. – Когти выпускают, когда приходит время убивать.

Кряхтя, лесоруб встал на колено. Приложил палец к боковой стороне следа и надавил на грязь, удаляя из отпечатка лишнюю воду.

– Рысь, – уверенно определил он чуть погодя. – И чертовски большая.

– Ты уверен? Точно не горный лев?

Гэллоуэй бросил вверх короткий взгляд, раздраженный и одновременно насмешливый.

– Думаю, можно прилепить ей хвост подлиннее и выдать за пантеру, – фыркнул он. – Найдутся дураки, которые не заметят разницы. – Выпрямившись, следопыт сощурился на солнце, чтобы определить время. – Пора возвращаться, – сказал он и вышел на берег. – Жаль, что мама увязалась с нами, а то можно было бы побродить подольше. Если пантера действительно где-то неподалеку, с наступлением темноты мы смогли бы ее услышать.

– Как они кричат? – спросил Пембертон.

– Похоже на детский плач, – сказал Гэллоуэй, – только через пару секунд он резко смолкает, будто младенцу горло перерезали. Достаточно всего раз услышать, и запомнишь навсегда. Весь загривок дыбом встает, как иглы у дикобраза.

Они зашагали обратно, поднимаясь по хребту, и щебет речушки постепенно затих позади. Через несколько минут показалась хижина Кепхарта.

– Интересно, держит ли шериф свой порох сухим или болтает впустую? Может, выясним? – предложил Гэллоуэй.

– В другой раз, – покачал головой Пембертон.

– Хорошо, – сказал лесоруб, сворачивая направо и перепрыгивая через небольшой ручей. – Тогда нам сюда. Но сперва я захвачу немного воды из того родника. После конфет маме непременно захочется пить.

Когда они подошли к роднику, Гэллоуэй достал из заднего кармана жестяную коробку из-под табака и выколотил из нее оставшиеся крошки. Пока он наполнял жестянку студеной водой, Пембертон смотрел на хижину за деревьями. Место топографической карты на бочонке заняла шахматная доска, и Кепхарт с Макдауэллом не сводили с нее глаз. Один из гарвардских товарищей Пембертона по занятиям фехтованием познакомил его с шахматами, объявив их умственным сражением на рапирах в противовес телесному. Так или иначе, Пембертон посчитал чересчур утомительными черепаший темп игры и сковывающую недвижность участников поединка.

Партия близилась к концу, и на доске оставалось не более десятка фигур. Макдауэлл опустил большой и указательный пальцы на оставшегося коня и сделал свой ход: его движение вперед-налево ставило под угрозу короля Кепхарта, но одновременно приводило коня под удар ладьи. Пембертон решил было, что шериф ошибся ходом, но Кепхарт, похоже, видел опасность и с явной неохотой забрал коня ладьей. Шериф перевел ферзя на другую сторону доски, и лишь тогда Пембертон понял его замысел. Кепхарт сделал последний вынужденный ход, и партия была завершена.

– Идемте, – позвал Гэллоуэй, с осторожностью поднимая жестянку так, чтобы не расплескать воду. – У меня есть дела поважнее, чем смотреть, как взрослые мужики играют в бирюльки.

Они двинулись дальше и нашли мать Гэллоуэя в точности там, где оставили. Единственным признаком того, что за все это время она хоть немного шевелилась, был смятый бумажный пакет у нее под ногами.