Серена

Фотограф снова скрылся под тканью. Ребенок сидел смирно; не шевелился и Пембертон. Он пытался разглядеть черты лица мальчика, но стоял слишком далеко, чтобы определить хотя бы цвет глаз. Вспышка – и снимок был готов. Рейчел Хармон подняла ребенка на руки, обернулась и, увидев Пембертона, не отвела взгляда. Она даже усадила малыша так, чтобы тот смотрел в нужную сторону, и свободной рукой заправила отросшие волосы ему за уши. В этот момент к ней подошла пожилая женщина, малыш отвернулся, и вскоре все трое направились к поезду до Уэйнсвилла.

Пембертон вынул бумажник и, протянув Кэмпбеллу пятидолларовую купюру, объяснил, что от него требуется.

Той ночью Пембертону приснилось, что они с Сереной охотятся на том же лугу, где убили медведя. Создание, скрытое в далекой лесной чащобе, издало короткий жалобный вопль, похожий на плач. Пембертон решил, что кричит пантера, но Серена возразила: нет, это младенец. Когда же Пембертон спросил, не стоит ли им отыскать ребенка и вынести из леса, жена лишь улыбнулась: «Это младенец Гэллоуэя, а не наш».

Глава 13

Она и забыла, как много едят лесорубы: похоже на поддержание огромного костра, который сжигает дрова быстрее, чем успеваешь их подбрасывать. Рейчел работала в раннюю смену – наиболее тяжелую, потому что завтрак был самой плотной трапезой в лагере. Каждое утро она зажигала фонарь и передавала Джейкоба заботам вдовы Дженкинс, после чего шла на станцию и на поезде ехала в лагерь, где оказывалась в половине шестого, чтобы помочь накрыть длинные столы, раскладывая вначале жестяные ложки-вилки, а потом расставляя кофейные кружки, тарелки из толстого фарфора и блюда, которые вскоре наполнялись едой. Все это время в разверстых зевах печей ревело пламя, жадно поглощая дрова гикори; их тепло сквозь тонкие перегородки передавалось двум одинаковым плитам-чугункам фирмы «Бартон», за дверцами которых поднималось и румянилось хлебное тесто, а на широких конфорках дребезжали крышками и, как перегретые моторы, исходили паром кастрюли. Кухню постепенно наполняли дым и тепло; вскоре в ней делалось влажнее и жарче, чем в самый знойный июльский полдень, и кожа снующих туда-сюда кухонных работников начинала маслянисто лосниться от пота. Затем с широченных печных решеток появлялись сами блюда: их разливали из пяти– и десятигаллонных кастрюль, снимали и отскребали с черных сковород размером с диски тракторной бороны. Галлоновые миски наполнялись мочеными яблоками, жареным картофелем, кукурузной кашей и овсянкой, соломенные корзины – толстыми хлебцами, большие блюда – горами оладий и песочного печенья, а блюдца поменьше – маслом. Выносились и квартовые банки с ежевичным вареньем. Напоследок шло главное: подносы с исходящими паром кувшинами кофе, горшочками сливок и обязательными сахарницами, хотя почти все рабочие предпочитали кофе черный и несладкий.

Несколько мгновений все застывало в ожидании: повара и кухарки, длинные деревянные скамьи, тарелки, вилки и чашки. Затем главный повар брал молоток и ударял по трехфутовому отрезку железнодорожной рельсы, подвешенному у входа. Входили бригады лесорубов, и в течение пятнадцати минут мужчины почти не разговаривали друг с другом, и уж тем более – с Рейчел или другими работниками кухни. Они махали рукой, указывая на опустевшие миски и тарелки, и при этом дожевывали последние куски. По истечении пятнадцати минут удар гонга призывал их на работу. Лесорубы уходили так стремительно, что казалось, будто оставленные ими вилки и ложки еще хранят легкую вибрацию наподобие кругов от брошенного камня, расходящихся по глади пруда.

Со столов сразу же убирали, но мытье посуды и приготовления к следующей трапезе откладывались до той поры, пока не поедят сами работники кухни. Эти минуты Рейчел всегда считала самыми лучшими за целый день. Шанс перевести дух после утренней суеты, связанной с кормлением людей, и просто поболтать с кем-то из товарок – этого она ждала с особым нетерпением, месяцами изнывая от желания поговорить хоть с кем-то, кроме вдовы Дженкинс. Но теперь выяснилось, что Бонни вышла замуж и переехала в Южную Каролину, а Ребекку уволили. Пожилые кухарки и прежде редко с ней общались, а теперь тем более. Сменившая Ребекку женщина по имени Кора Пинсон из Грасси-Болд тоже не отличалась особой приветливостью, но хотя бы была помоложе остальных и работала совсем недолго. После трех одиноких завтраков Рейчел поставила свою тарелку туда, где уже устроились Кора с Мейбл Соррелс.

– Не против, если я присяду? – спросила Рейчел.

Миссис Соррелс молча разглядывала ее, словно не считала девушку достойной ответа. Кора Пинсон ответила за них обеих:

– Я рядом со шлюхами не сижу.

Женщины подхватили свои тарелки и, гордо развернув плечи, перешли за другой стол.