Серенада на трубе

— Да, пожалуйста, — сказал господин Грамон, — пожалуйста, барышня.

Я застегнула кулон и посмотрелась в зеркало. Он был мне очень к лицу. Ну просто потрясающе.

— Вам нравится, господин Грамон? — спросила я.

— Ох! — рассмеялся он и потер руки.

— Вам нравится, как выглядит на мне этот фальшивый бриллиант? Он мне очень идет, не так ли?

— Это бриллиант, барышня.

— Нет, господин Грамон, бриллиант — тот, что на витрине, и прошу вас, дайте мне его сейчас же. А это стекло.

Ювелир несколько минут смотрел на меня, выпучив глаза, потом сказал «сейчас», подошел к витрине и вынул бриллиант из его ложа. Затем принес его и нерешительно протянул мне.

— Вы сами мне его наденьте, — попросила я, — я боюсь испортить. Я не очень–то привычна к драгоценностям.

Господин Грамон надел на меня бриллиант, и в следующую минуту все можно было проследить по его лицу. Вначале — робкий восторг и опасение за то, что случится, и особенно озабоченность. Он так осторожно прилаживал цепочку, что я даже не чувствовала па затылке прикосновения его рук. Потом он бросил взгляд в зеркало, чтобы увидеть эффект, и в следующую минуту разразился таким громким хохотом, что слегка закачались все камни на витринах лавки.

— Я говорила, что это вам же на пользу, господин Грамон, думаете, я очень хорошо себя чувствую?

— Ох, — стонал ювелир, — ох! — И живот его колыхался в спазмах смеха. — Вы очень симпатичны, моя дорогая.

— Пожалуйста, снимите с меня бриллиант, — попросила я. — И довольно цирка. Надеюсь, что теперь бриллиант спасен.

Но прошло еще некоторое время, прежде чем он успокоился, и я ждала с бриллиантом на шее, а потом ювелир его снял, и я поторопилась к выходу.

— Погоди, — услышала я вслед, — погоди минуту. Я хочу подарить тебе тот, другой. Честное слово, ты симпатичная девочка. Как тебе все это пришло в голову?

— Совсем даже не пришло. Это было всегда, постоянно. Я просто проверила. Я проверила и не ошиблась. Хорошо иметь несколько навязчивых идей, господин Грамон.

— Пожалуйста, — сказал господин Грамон и сунул коробочку мне в руку.

— Как красиво сверкало на мне это стекло, не правда ли? — спросила я с грустью.

— Да, — сказал он, — это было очень красиво.

— Жаль, — сказала я. — Жаль.

И я вышла на улицу и сунула коробочку в рюкзак. Потом я пошла дальше и увидела, как в моих теннисках появились две дырки и через них меня приветствовали маленькие пальцы.

25

Я некрасива, некрасива, и нет на мне марки «изготовлено в единственном числе». Но у меня есть смелость, и я доказала это, а такое чего–нибудь да стоит. Хотелось бы посмотреть, как в подобных случаях поступают другие. Выйти под град пуль и героически умереть. Маркитантка номер один с волосами, развевающимися по ветру. «Румыния, разрывающая цепи» Розенталя[63]. Топ, топ — на все трещины в тротуаре приходилась левая нога. Я некрасива, я некрасива, но от такого нельзя умереть. Нравится тебе или не нравится, ищи меня в субботу. Приглашаю тебя на суаре: бонжур, мадам, пуркуа, мадам. Вот моя физиономия, довольствуйтесь тем, что есть.

На «Стан и Бран» была дикая очередь. Я пошла в «Люмину». Там показывали фильмы для детей. В кассу было немного народу, но как раз в ту минуту, когда я собиралась занять очередь за металлической перекладиной, какой–то сорванец выскочил снизу и оказался перед моим носом. Я дала ему щелчок и рассмеялась, но он, не оборачиваясь, крикнул:

— Ты что, дорогуша, взбесилась? — И напялил на себя клетчатую кепку.

Тип, который стоял перед сорванцом, был стеной. Он был высокий и широкий, одетый в кожаную белую тужурку, на которой можно было показывать китайские тени. Но сорванец был настолько мелок, что ему для этого следовало бы приподняться на цыпочки. Или мне нужно было взять его на руки. А предложить ему это я не могла, он, конечно, смертельно бы обиделся. Так что некоторое время он терпел перед собой стену, иногда поднимая голову, а потом повернулся спиной и стал лицом ко мне, скрестив руки и наблюдая за мной из–под козырька.

Мне безумно понравилось его возмущение, и я стукнула его по фуражке.

— Внимание! — крикнул он и встал в боксерскую позицию. — Руки вниз!

Но в этот момент тип–стена сделал шаг назад и спроецировал его на меня.

— Эй! — крикнул сорванец, — здесь есть и другие, ты что, окосел?

— Послушай, Личинка, — сказала я, — хочешь, я куплю тебе билет? Этот тип тебя раздавит.

— Да что ты, тетенька? — сказал он и скривился.

Затем, повернувшись ко мне спиной, он снова оказался лицом к человеку–стене и продолжал стоять так, пока мы не дошли до кассы.

— Последний ряд! — крикнул он громко, поднялся на цыпочки и протянул скомканные деньги.

— Для детей у нас места впереди, — объявила кассирша.

— Последний ряд, черт подери, — снова крикнул сорванец и наподдал башмаком по дощатой перегородке кассы.

— Эй, ты там! — запротестовала кассирша, — вот я тебя, бездельник! — И угрожающе высунула руку в окно, но сорванец находился намного ниже и спокойно постоял под ее рукой, пока не проверил, какой ему дали ряд, а потом еще раз наподдал башмаком.