Огромная благодарность моим близким, друзьям и соратникам, кто участвовал в создании этой книги о моём отце – вы привнесли в неё свою любящую душу:
Татьяне Яровой,
Игорю Днестрянскому,
Ольге Палатниковой,
Сергею Никоненко,
Николаю Бурляеву,
Владимиру Наумову,
Наталье Черёмушкиной,
Марии Бурляевой.
Моя благодарность также тем, кто любил Сергея Фёдоровича и продолжает любить, но уже в мире ином:
Вадиму Юсову,
Инне Макаровой,
Алёне Бондарчук.
«Какова-то будет эта жизнь?», или На пересечении параллельных
Наталья Бондарчук – человек уникальной творческой судьбы. И не только потому, что она – актриса и кинорежиссёр. И не только потому, что в её не самой большой, но очень насыщенной серьёзными ролями фильмографии такие классические работы как Хари из «Соляриса» и Мария Волконская из «Звезды пленительного счастья», царевна Софья из «Юности Петра» и мадам де Реналь из «Красного и чёрного».
В конце концов советское кино оказалось столь богатым на талантливые фильмы и талантливых людей, что и сегодня, по прошествии тридцати лет после распада той, другой, страны оно демонстрирует немало ярких примеров творческого, а отнюдь не архивного существования!
Мне же хотелось сказать о другом: о том, что вся творческая и человеческая жизнь Натальи Сергеевны прошла на пересечении трёх основополагающих для отечественной кинокультуры линий, полнокровных систем координат, каждая из которых – это огромная творческая личность.
Сергей Бондарчук – отец.
Сергей Герасимов – учитель.
Андрей Тарковский – главный режиссёр и человек одной, отдельно взятой женской судьбы.
И за каждой из этих линий стоит не только радость сопричастности и подробного родственного общения, но ещё и конкретная драма, боль, нередко незаживающая рана. Ведь это для людей сторонних, коллекционеров имён и званий, замечательное сочетание имён-артефактов. Для тех же, кто мало-мальски погружён в жизнь отечественного кино, это непостижимое даже в теоретическом измерении сочетание самодостаточных, нередко отталкивающих друг друга миров, невозможное, как следовало бы из классической геометрии, пересечение параллельных.
Такие они разные: Тарковский – Бондарчук; Тарковский – Герасимов; да и Герасимов – Бондарчук (учитель и ученик), наверное, тоже, чему свидетельство – два не похожих друг на друга «Тихих Дона», сделанных в разное время этими режиссёрами,
И точка этого пересечения – сердце женщины, которой хватило мудрости, терпения и милосердия, чтобы не попасть на «разрыв аорты», а напротив – переплавить «груз невозможного» в умение жить и творить, благородно любить и благодарно сохранять о прошлом замечательную память.
Благородство и благодарность – прежде всего этими качествами пронизана авторская интонация настоящей книги. И, наверное, от читателей в свою очередь требуются те же качества. Ведь без них не принять, не понять той муки, которую испытывала восьмилетняя Наташа, когда отец ушёл из семьи и не виделся после этого с дочкой целых пять лет! Или ещё большее переживание за старшего брата Алексея – из первой, ростовской, семьи Сергея Фёдоровича. Вот уж кто оказался совсем обделённым отцовскими любовью и пониманием!..
Эта книга − о личном, но это прежде всего биография Сергея Бондарчука, написанная его дочерью, – на основании многочисленных свидетельств земляков, друзей и коллег прославленного актёра и кинорежиссёра, которые собирала Наталья Сергеевна на протяжении многих лет своей жизни. Работая в разные годы над фильмами и телепрограммами об отце. Изучая газетные публикации и семейные архивы. Или просто общаясь в кинематографических поездках с теми, кто в обычной жизни хорошо Сергея Фёдоровича знал, уважал и любил.
И, может быть, в этом погружении в судьбу близкого человека тоже заключено своеобразное восполнение потерянных лет непонимания и не-общения, а также всего того непростого и драматичного, что было уже во взрослой жизни, когда Сергей Бондарчук воспринимался не только как отец, но и как мэтр отечественного кино, режиссёр, обеспеченный, как часто казалось людям сторонним, безграничными творческими и производственными возможностями.
Как народный артист, депутат и профессор, наконец, – со всем другим сопутствующим в таких случаях советским должностям и регалиям.
И одновременно как фигура, непрерывно генерирующая вокруг себя огромную творческую энергию, повышенное внимание окружающих, с одной стороны, но и слухи, пересуды, профессиональную зависть и даже человеческую неприязнь – с другой.
Фигура, которая, пройдя красной, всегда заметной линией через эпохи многих советских правителей – от Сталина до Ельцина, с течением времени стала восприниматься ещё и как кинематографический эквивалент советской системы. Как чуть ли не её официальное творческое кредо…
Хотя сама постановка вопроса, пожалуй, изначально должна быть иной: не власть формулировала, каким ему быть, – он формулировал, и этим словно окормлял время. И делал его своим, общим, связанным изнутри одной объединяющей всех (включая власть) государственной идеей.