И ладно, если бы режиссёру пришлось решать только постановочные задачи (как это будет в следующем, совместном с Италией, фильме «Ватерлоо»!). Но ведь сценами сражений не исчерпывалось действие толстовского романа, как и его глубинный, отсылающий к истокам русского национального самосознания смысл.
И как было, наверное, трудно в пушечном мареве не растерять эту «мысль народную», а в многофигурной композиции переносимого на экран романного мира не растворить интонацию человеческого участия по отношению к каждому из хрестоматийно известных персонажей Толстого…
К тому же картина требовала подробного погружения в стародавний дворянский быт, давно утраченные (да что там – с корнем вырванные!) нравы и этикет, которые по достоинству могли оценить разве что представители русской послереволюционной эмиграции, а они потом наверняка и оказались среди первых зарубежных и заведомо придирчивых зрителей картины!
Но ведь их не было (и быть не могло!) на съёмочной площадке среди разнообразных консультантов фильма – были свои, разбросанные по стране, «последыши» дворянского мира. В том числе и не узнанная (и не обозначенная в титрах) вдова Колчака – Анна Тимирёва-Книппер (о чём Сергей Бондарчук скорее всего и не знал).
И вот как со всем этим было справиться вчерашнему крестьянскому сыну, чьё детство прошло отнюдь не в залах Эрмитажа (откуда, кстати, для съёмок «Войны и мира» привозили подлинные ценности – женские украшения, например), а на южнорусских и украинских степных просторах, с таким любовным проникновением впоследствии отражённых в самом личном фильме Бондарчука – экранизации чеховской «Степи»?
Не командир – но полководец; не интеллектуал – но мыслитель; не эстет – но знаток…
Увы, все эти загадки так и остались наполовину не разгаданными – ни современными Бондарчуку, ни нынешними исследователями (да где они, эти нынешние исследователи?). Очевидно было одно: рутина производственного процесса обернулась чудом преображения. И огромный, почти семичасовой фильм в плановые сроки был закончен и с триумфом пошёл по экранам мира (прокат в более чем ста странах!), заслонив экранизацию Кинга Видора, и даже, опять в отличие от голливудской версии романа, завоевав премию «Оскар» – первую в советском игровом кино.
И это было признание не членов брежневского политбюро, а американских киноакадемиков.
Хотя, может быть, главное объяснение бондарчуковского феномена всё-таки лежит на поверхности: мы действительно жили в читающей стране. И русская (да и мировая) классика была школой жизни не только для Сергея Фёдоровича и вгиковцев его и последующей поры (Михаил Ромм, как известно, постранично обсуждал со своими студентами «Войну и мир», а своим поступлением к Ромму Андрей Тарковский во многом обязан подробному знанию романа), но и для многих советских поколений, лишённых в то же время доступа ко многим другим радостям цивилизации.
А Бондарчук с книжками никогда не расставался. Любую паузу, как вспоминают близкие, посвящал чтению. Главный советский кинорежиссёр почему-то и запечатлелся в памяти многих своих коллег не трибуном (хотя в партийных президиумах и сидел), а самородком-молчуном. Не энергичным организатором съёмочного процесса, а вдумчивым и отчасти созерцательным режиссёром на площадке.
Оттого, наверное, и слово его всегда было сдержанным, даже несколько медлительным и приглушённым… А ценой огромного успеха беспрецедентного по своему охвату блокбастера «Война и мир» стала пережитая режиссёром клиническая смерть.
* * *
Собственно, никто Сергея Фёдоровича на роль главного режиссёра страны никогда публично и не выдвигал. Как и он, разумеется, не прилагал к этому усилий. Поначалу могла импонировать его внешность – простая, народная, но не простонародная и уж тем более не лукаво-простецкая. Уж кем-кем, а Иванами-дураками герои, сыгранные Бондарчуком, никогда не были.
Достоверная на бытовом уровне, но словно бы и «обобщающая» всё то лучшее, что хотелось бы видеть в нашем народе, в том числе и самому народу: надёжность и основательность, глубокий природный ум и сердечность. И такое же глубокое стремление к справедливому, если не сказать праведному, миропорядку.
Сергей Бондарчук, впервые появившись на экране в 28 лет, очень молодым в зрительском восприятии никогда не был. Как и очень старым, хотя его актёрская биография растянулась почти на 45 лет. И это давало зрителям ощущение стабильности, постоянства, того, что делало киноактёра Бондарчука – исполнителя «положительных» и современных ролей – непременной принадлежностью советского образа жизни.
К тому же Сергей Фёдорович по молодости часто играл начальников – партийных и хозяйственных. И всегда они были обаятельными, открытыми для диалога, всегда в их глазах лучилась мечта, которая давала надежду на лучшую – под водительством таких героев – жизнь.