– Ты мне тут свою герасимовщину не разводи! – не унимался Пырьев. И не утвердил Бондарчука. – Пробовать ещё актёров, искать Дымова! – Вот такой был приговор.
Вышел я с того худсовета расстроенный, растерянный. Подошли наши классики Ромм и Юткевич:
– Не волнуйся, Серёжа будет прекрасным Дымовым, сними с ним ещё одну сцену, в другой декорации.
Я снял. И опять эти тревожные для меня часы в директорском просмотровом зале “Мосфильма”. Отсмотрели новую кинопробу Бондарчука, вспыхнул свет. Долгая пауза.
– Да… – выдохнул Пырьев. – Глаза у него… такие хоть сто лет ищи – не найдёшь. Вот в этом его сила. Ладно. Не будем тебя мучить… Миша! – Пырьев повернулся к Ромму. – Не будем мучить юное дарование?
– Конечно, Иван, – дымит папиросой Михаил Ильич, – пусть начнёт с Бондарчуком, а там посмотрим.
Вот так Сергей и был полуутверждён».
А ведь Самсон Самсонов работал над Чеховым задолго до фильма. И опять всё началось с нашего дорогого мастера Сергея Аполлинариевича Герасимова. Он предложил Самсонову: «Как театральный режиссёр ты ставил со мной в Вахтанговском театре, давай-ка на сцене Театра киноактёра сделай спектакль по чеховской “Попрыгунье”. Представь, какая это может быть прекрасная постановка – там столько внутреннего действия, так тонко выписана трагедия личности». И Самсонов написал инсценировку.
«Сразу же объявилась актриса на главную женскую роль – уникальная, неподражаемая Лидия Петровна Сухаревская, – вспоминал Самсон Самсонов. – Как проникновенно и страстно она играла! Как точно! Эти репетиции, этот тщательный поиск музыкального решения – вся эта работа в меня впечатывалась, оставалась в моей душе…
А Бондарчука я никак не мог уговорить, чтобы он сыграл Дымова:
– Ты что ещё выдумал? Я – в театре… не буду я в театре играть. Никогда!
Я побежал жаловаться Герасимову, но Мастер меня не поддержал:
– Раз не хочет – не трогай его, наверное, он прав. Пригласи другого актёра, а если получится у тебя на сцене, может, в кино он и согласится сыграть.
И Дымова сыграл Константин Барташевич. Премьера прошла блестяще. Аплодировало всё мосфильмовское руководство. Пошли разговоры, мол, нельзя допустить, чтоб такой спектакль пропадал, – надо снимать фильм. Была тогда такая практика – сначала обыграть спектакль на сцене, а потом на его основе создать фильм. Я посвятил этой театральной работе года полтора, я был весь пронизан чеховским текстом. Пригласил актёров из Театра Вахтангова, усадил в ложу, потом они меня поздравляли, но Целиковской тогда не было. Она появилась уже в павильоне. Первый раз пришла промокшая – под дождь попала, попросила полотенце, вытирает голову и восклицает:
– Какая досада! Первая встреча с режиссёром – а я так неважнецки выгляжу! Никогда со мной такого конфуза не случалось! – Хохочет, заливается, как колокольчик. Честно признаюсь: убила она меня своим обаянием наповал!
– Ну? – спросила кокетливо. – И кто же у нас Дымов?
– А вы повернитесь налево, сразу увидите.
– Ой! Я боюсь!
– Не бойтесь, не бойтесь, Людмила Васильевна.
– Ах! Потрясающе! Ура-а! – Она захлопала в ладоши, подпрыгнула, как счастливая девочка, и бросилась целовать Бондарчука, которому в этот момент как раз приклеивали бороду. – Как я рада! Самсон Иосифович, вы гений – выбрать на Дымова такого актёра только вы могли! А что касается меня, вы сделали ошибку.
– Почему, Людмила Васильевна?
– Но ведь я рядом с этаким гигантом буду выглядеть дурочкой!
– Вы и должны быть дурочкой.
– Что?!
Какая же она была тогда прелестно-возбуждённая!»
«Безусловно, роль Дымова – одна из прекрасных высот, покорённая Бондарчуком-актёром, – рассказывал режиссёр. – Вспомним, например, сцену обеда из “Попрыгуньи”. Дымов, Ольга Ивановна, Коростылёв и Рябовский сидят за столом.
– Что это у вас за глупые головки Шоплена висят на стене? – нарушает молчание Рябовский.
– Эти головки Шоплена мои, – с вызовом отвечает Ольга Ивановна.
– Поздравляю вас, – снисходительно усмехается Рябовский. – Они украшают все купеческие гостиные.
– Спасибо, – цедит сквозь зубы Ольга Ивановна и ещё сильнее раздражается.
Напряжённое молчание. Коростылёв пытается разрядить обстановку, обращается к Рябовскому, а Дымов… Дымов в ужасе: он присутствует при ссоре своей жены с её любовником! Для него совершенно непонятны эти их пустые разговоры об искусстве. Он – медик, учёный. Дымов поглядывает на Коростылёва – на лице его только стыд и неловкость. Когда мы обсуждали эту сцену, Сергей сказал:
– Я знаю, что играть. Я буду внутри бороться сам с собой, сдерживая не ревность, нет, а гнев и брезгливость.