Сергей Бондарчук. Лента жизни

– У тебя сигаретка есть?

– Вам же нельзя курить.

Я, конечно, понимаю, что сигарета ему не нужна, курить ему ни в коем случае нельзя. Сигарету я дал. Но разве дело в сигарете? Ведь с его стороны это был акт примирения, поступок мудрого, доброго человека. Так я расценил отношение Сергея Фёдоровича ко мне тогда, так я с бесконечной сердечной благодарностью к нему вспоминаю эту историю и сейчас.

Завершающим этапом нашего труда стал объект “Пожар Москвы”. Местом съёмок была выбрана деревня Теряево недалеко от подмосковного города Волоколамска. Пока Сергей Фёдорович с первыми двумя сериями ездил в США и в Японию, шло строительство декораций на натуре. Между двумя живописными прудами была воссоздана старая московская площадка с особнячками и Сухаревой башней в центре. Здесь и должна была развернуться массовая сцена исхода русских из Москвы. Здесь же появляется французская конница. Пустили лошадей, и тут-то выяснилось, что декорация построена на болоте. Лошади и телеги увязли. Признаюсь, я даже позлорадствовал: уж как Сергей Фёдорович распекал художников Богданова и Мясникова за безответственность при подготовке места съёмок! За все муки в павильоне я был вознаграждён.

В сцене пожара Москвы есть фрагмент, когда Пьера вместе с другими пленными запрягают в телегy. Для того чтобы дорога, по которой они тащат эту телегу, казалась бесконечной и чтобы “всё вокруг горело”, мы придумали такую штуку: выложили по кругу операторские рельсы, по которым ездили на тележке с камерой, а сверху по столбу с желобами пиротехники сбрасывали горящие факелы. Например, камера следит за телегой, в которую впряжён Пьер, в этот момент между объектом съёмки и камерой возникает пылающий факел, и создаётся впечатление, что горит вся земля. Но мы не учли того, что по мере нашего кругового движения сами оказались в кольце огня. Факелы горели на расстоянии вытянутой руки. Чувствую, температура вокруг такая, что камера и плёнка могут расплавиться.

– Ребята! – кричу. – Снимай камеру, а то без техники останемся!

А камера к штативу прибита гвоздями, чтоб не трясло. Сначала работали в асбестовых костюмах, но в них очень неудобно. Сбросили костюмы, на Диме Коржихине загорелась одежда, бросились скорей тушить. Намучились мы тогда. Я припомнил картинку из военного детства: перед самым входом немцев мой родной Харьков был окутан горящей бумагой, все учреждения жгли документы. Предложил Сергею Фёдоровичу нарезать черной бумаги, и мы под ветродуями эти листочки разбрасывали – создавалось впечатление, будто снег чёрный. Массовку приглашали из соседних деревень. Девушки приезжали нарядные: ну как же, в кино сниматься! А из кадра выходили чёрные, как чертенята: ветродуи всю гарь с земли поднимали, да и саму обожжённую землю. А на последнем дубле мы сожгли декорацию Москвы полностью. Въезжали с Димой на операторской тележке в горящую фанеру и доснимали какие-то элементы для монтажа».

«Непосредственно к пожару пиротехники готовились в течение четырёх часов, – вспоминал директор картины Николай Иванов. В декорации закладывали паклю, облитую керосином. К месту съёмок согнали пять пожарных машин, оконные проёмы близстоящих домов обрабатывали асбестом и обкладывали железом. Но случилось страшное: поднялся ветер – и огонь погнало на деревню. Я тогда подумал: “Всё, отснимались, посадят нас в тюрьму”. Но трагедии, благодаря слаженной работе пожарных и пиротехников, удалось избежать».

«На съёмках некоторые технические хитрости должен предлагать оператор, – вспоминал Петрицкий. – Сергей Фёдорович всегда был открыт любому поиску, любой находке. Вот, например, эпизод атаки французов, когда Николай Ростов падает с лошади, бежит, бросает пистолет во врага и плюхается в лужу. Начало эпизода, когда вылетают всадники, мы снимали с лошади. Камера подрагивала, и в кадре то возникали, то исчезали лошадиные грива и уши. Были придуманы ещё кое-какие хитрости: как, например, мне расположиться с камерой, чтобы лошади перескакивали через аппарат и по кадру крупно проносились лошадиные копыта. А лужа была снята размыто, получился такой “импрессионистический” кадр. Смотрим материал, и Сергей Фёдорович говорит:

– С лужей здорово придумано. Настоящая творческая смелость!»

С Олегом Табаковым я встретилась во МХАТе. «Запомнилось немало, и вообще… Мукачево и Ужгород… Но это было весёлое и радостное занятие. Такой труд – тяжёлый, но весёлый.

Я был одним из актёров, которых он выбирал, и не всегда я радовал, но и огорчал. Но вот какие-то человеческие проявления меня убеждали в том, что я ему был симпатичен. Я уж не знаю, насколько… “Война и мир” – это огромный фильм… А я так думаю: а мог бы кто, кроме него? Нет. Думаю, что нет…»