Сергей Дягилев

Женевский концерт в пользу русских, пострадавших от войны, был спланирован позже, тем не менее он на несколько дней опередил парижский и стал как бы его генеральной репетицией. Именно на нём 20 декабря состоялся официальный дебют Мясина-хореографа. Премьера балета «Полуночное солнце» прошла успешно, но Дягилев — из боязни перехвалить своего воспитанника — весьма сдержанно заявил о реакции зрителей: «Я не слышал, чтобы они сильно восторгались». На этом же концерте в Женеве, а затем и в Парижской опере известная Фелия Литвин исполняла вокальные сочинения русских композиторов, а Стравинский впервые выступил в качестве дирижёра своей «Жар-птицы», к чему его давно подталкивал Дягилев.

«Спектакль 29 декабря был первым художественным праздником в Париже с начала войны. Он показал со страшной очевидностью, как изменились мы за два года», — писал молодой журналист и будущий писатель Илья Эренбург для газеты «Утро России» (12 января 1916 года). Сборы от благотворительных концертов в Женеве и Париже побили все рекорды — 13 200 швейцарских франков и 126 тысяч французских. «Эти два спектакля не позволили счесть 1915 год для дягилевского балета бесплодным», — отметил Григорьев.

Отъезд труппы «Русские балеты» в США был назначен на первый день нового, 1916 года из порта Бордо. Дягилев с ужасом всходил на борт «Лафайета» и приказал себе не думать ни о гибели «Титаника», ни о лайнере «Лузитания», потопленном в мае прошлого года германской подводной лодкой, ни о прочих морских катастрофах. «Во время путешествия было ветрено и холодно, часто штормило, — вспоминал Григорьев. — Все страдали морской болезнью, за исключением Дягилева, который, казалось, вовсе не замечал качки, но из страха простудиться не выходил из каюты». Однако нервное напряжение сказалось на его аппетите. «Он едва дотрагивался до принесённой еды», — заметил Мясин.

На судне Дягилев часто находился в обществе своего нового администратора, итальянца Рандольфо Бароччи, который до этого несколько лет провёл в США, был личным секретарём директора Бостонской оперы, свободно говорил по-английски и знал великое множество театральных анекдотов. Почти анекдотичная история приключилась и с Дягилевым в день прибытия в Нью-Йорк. Во время сплошного тумана его охватила ужасная паника, когда на корабле вдруг разом запели туманные рожки и внезапно взревели сирены. В сопровождении Мясина, не медля ни секунды, он спешно устремился к закреплённой за ним спасательной шлюпке, но вскоре выяснилось, что «Лафайет» в нью-йоркской гавани всего лишь приветствовал статую Свободы.

Большие американские гастроли «Русских балетов» начались в театре Сенчури в Нью-Йорке 17 января и длились до 29 января. Затем на протяжении двух месяцев труппа колесила по всей стране, выступив ещё в шестнадцати городах, в том числе в Бостоне, Чикаго и Филадельфии. Антреприза Дягилева имела в своём распоряжении три отдельных поезда. В девяти вагонах размещались 60 артистов балета, 70 музыкантов симфонического оркестра и весь технический персонал. Декорации и костюмы занимали 14 вагонов.

В Вашингтоне труппа выступала в Национальном театре всего три дня, и 25 марта крупнейшая газета столицы США «Вашингтон пост» сообщала читателям: «Сегодняшний вечер будет одним из самых блестящих в конце сезона, будет много приглашённых на праздничный обед, который завершится в Раушере Русским балом в помощь больным и раненым солдатам царских армий». В тот вечер давали «Петрушку», а на спектакле присутствовали весь дипломатический корпус и президент Вильсон, при появлении которого в зале должен был прозвучать американский национальный гимн. «Я был готов, стоял за пюпитром, — вспоминал дирижёр Ансерме, — как вдруг к двери, ведущей в оркестр, подходит механик и говорит: «Господин Дягилев просит вас срочно на сцену». (Механик не понял, что ему сказали.) Дягилева на сцене я не увидел, но в то же время услышал, что оркестр самостоятельно начал играть национальный гимн. В панике я устремился прочь со сцены, чтобы вернуться на своё место. Попасть туда можно было только через зал, и в проходе я сбил кого-то с ног — как оказалось, президента Вильсона. Я врезался ему головой в живот, это было ужасно!»

После выступления артисты труппы остались на Русском балу. В какой-то момент Дягилев потерял из виду Мясина. Отправившись на поиски, он вскоре обнаружил его с Чернышёвой, Соколовой и её партнёром в отдельном кабинете. Пара на пару они весело болтали, попивая шампанское. Дягилев окинул их взглядом и, не сказав ни слова, ушёл. Но на следующий день его слуга Василий объявил труппе, что «всякий, кто будет отвлекать Мясина от дел и мешать ему работать, подлежит увольнению». Всем сразу стало ясно, что от дягилевского фаворита надо держаться подальше. Не придумав ничего лучшего, Дягилев использовал старые приёмы и «оберегал» Мясина так же, как когда-то Нижинского.