Сергей Дягилев

Лондонский сезон «Русских балетов» имел большой успех. 7 июля труппа с особым удовольствием давала «Треуголку» в гала-концерте в честь «крёстного отца», короля Альфонсо, получив от него приглашение снова приехать в Испанию. Тем не менее кончился Сезон неудачно. Последний спектакль Дягилев по совету юриста отменил ввиду финансовых проблем с дирекцией Ковент-Гардена. Прокофьев, работавший над «Шутом» в Париже, от кого-то слышал, что Томас Бичем заплатил «лишь четверть того, что должен был получить Дягилев» по договору, и что «часть артистов даже не получила жалования» за тот Сезон. Спешно подписав контракт на ничуть не интересующие его осенние гастроли в английской провинции, Дягилев выехал в Париж.

И, как говорится, попал с корабля на бал — на свадьбу. 2 августа после двенадцати лет совместной жизни Мися и Хосе Серт решили узаконить свои отношения. Уже давно известно, что если говорят о Серте, подразумевают и Мисю. «Вы предназначены друг другу судьбою», — писал им Марсель Пруст в свадебном поздравлении. Вскоре Серты отправились в путешествие по Италии на автомобиле, прихватив с собой Коко Шанель, чтобы «спасти её от отчаяния» после недавней гибели любимого Боя. «Если бы не Серты, я бы так и умерла дурой», — говорила уже в поздние свои годы Шанель, выразив, иными словами, благодарность тем, кто открыл для неё мир высокого искусства. Она быстро вошла в круг артистов, художников и музыкантов, заняв в нём достойное место.

Когда тем летом Серты прибыли в Венецию на остров Лидо, их спутница Коко была настолько скромна и молчалива, что Дягилев почти не обратил на неё внимания и даже не запомнил имени незнакомки. Занятый обсуждением дальнейших планов «Русских балетов», он сильно переживал о своём детище, оказавшемся в трудном положении, и уже не знал, к кому обращаться за помощью. На возобновление «Весны священной» срочно требовались деньги.

Очень скоро, по приезде в Париж, Дягилев получил 300 тысяч франков от Коко Шанель. Его очень удивил такой неожиданный и щедрый дар. Коко поставила ему одно условие: никто не должен знать, от кого поступили эти деньги. Она понимала, что её помощь Дягилеву могла задеть самолюбие ревнивой и непредсказуемой Миси. Однако в дальнейшем условие анонимности нарушат обе стороны: Дягилев назовёт имя меценатки своему секретарю Борису Кохно, а Шанель расскажет об этой субсидии Полю Морану. Её благотворительность той же осенью имела продолжение. Узнав, что семья Стравинского нуждается в жилье, она предоставила ей свою виллу «Бель Респи-ро» в Гарше, парижском пригороде, до следующей весны. Повеселевший Дягилев в Париже навестил Прокофьева, который писал о нём в дневнике: «Как и полагается, он вновь воскрес из пепла, достал деньги, имел ангажементы, прослушал «Шута», расхвалил переделки, заплатил три тысячи [франков]». «Значит, я котируюсь хорошо», — думал Прокофьев.

Тем временем Мясин после консультаций со Стравинским составлял план новой постановки «Весны священной» и готовился к репетициям. В связи с этим Дягилев в ноябре освободил его, а также Соколову и Савину от гастрольной поездки по городам британской провинции. Соколова участвовала и в постановке Нижинского в 1913 году, но новая версия Мясина ей нравилась больше, и это вполне естественно, поскольку в 1920 году она танцевала единственную сольную партию в этом балете, роль Избранницы, которая требовала максимального приложения сил и способностей. Она самозабвенно работала над ролью и даже не заметила, как Мясин влюбился в Савину. Об этом она узнала от самой Веры Савиной, тоже англичанки, урождённой Кларк, год назад поступившей в труппу. Соколова пришла в ужас и немедленно рассказала подруге о женитьбе Нижинского и её печальных последствиях. Тем не менее роман развивался, хотя Мясин, прибегнув к конспирации, до того запутал следы, что Дягилев поначалу подозревал его в измене с Соколовой, а не с Савиной.

Премьера второй редакции «Весны священной» состоялась 15 декабря в Париже, в том же Театре Елисейских Полей, где семь лет назад спектакль давал Нижинский. Успех балета в значительной степени был связан с Соколовой. «Я, вероятно, производила впечатление существа, сотрясаемого ударами электрического тока», — вспоминала она, уверяя, что без поддержки других исполнителей не смогла бы устоять на ногах при поклонах по окончании спектакля. Критики единодушно хвалили Соколову, но мнения о работе Мясина разделились.