«В отношении «Русских балетов» это высказывание было верно», — заметил тогда Григорьев, на которого в Монте-Карло вдруг нахлынули воспоминания о работе с Бакстом и Бенуа, Стравинским и Фокиным, Карсавиной и Нижинским. Наверное, и Дягилев вспоминал об этом. А однажды за завтраком в отеле он увидел Кшесинскую, сидевшую за столом с директором Театра Монте-Карло Раулем Гюнсбургом. Как выяснилось из разговора, Малечка вместе с великим князем Андреем Владимировичем и его матерью великой княгиней Марией Павловной совсем недавно, в начале марта, бежала из Новороссийска на итальянском судне в Венецию, откуда они затем перебрались во Францию. И вот теперь она живёт в Кап д’Ай, на границе с Монако, на собственной вилле Алам, приобретённой для неё великим князем Андреем Владимировичем ещё до войны. Дягилев вскоре навестил её в Кап д’Ай и предложил «выступить у него в предстоящем Сезоне в Париже». Польщённая предложением, Кшесинская отклонила его. «С тех пор как Императорские театры перестали существовать», она больше не хотела выступать на сцене.
Дягилев расспросил её о великой княгине Марии Павловне и выяснил, что та в настоящее время отдыхает в Каннах, куда ему не составило труда съездить с визитом. Мария Павловна была из породы волевых, «мужественных» женщин, императрица её даже побаивалась. Она не любила жаловаться на нездоровье и невзгоды и пресекала жалобы других, категорически восстала против поступления сына Андрея в Белую гвардию — «не было случая в России, чтобы члены Династии принимали участие в гражданской войне» — и до последней минуты, «как русская Великая Княгиня», из патриотических чувств не хотела покидать территорию России. Встреча с ней в Каннах доставила Дягилеву большое удовольствие.
Да, им было что вспомнить со светлой печалью. Ведь Мария Павловна, как и её покойный супруг великий князь Владимир Александрович, которого она заместила на посту президента Императорской академии художеств, тоже покровительствовала первым начинаниям Дягилева, входила в организационные комитеты выставок и Русских сезонов в Париже, пока не спасовала в 1910 году. Визит к ней Дягилева был, несомненно, благодарственным. И видел он её по воле судьбы в последний раз. Из Канн великая княгиня уехала на свою виллу в Контрексевиль, в Вогезском департаменте, где спустя четыре месяца (6 сентября) внезапно умерла. А ещё через четыре месяца её смерть позволила беспрепятственно обвенчаться великому князю Андрею Владимировичу с Матильдой Кшесинской, о чём при жизни Марии Павловны и речи быть не могло.
Апрель в Монте-Карло пролетел довольно быстро. Труппа спешила в Париж, где на 4 мая в Национальном театре оперы был назначен гала-концерт в пользу русских беженцев во Франции. В благотворительном концерте участвовали не только дягилевские танцовщики, но и великая Сара Бернар, виртуозная прима-балерина Карлотта Замбелли[54]
и сводный русский хор. Сюрпризом для публики оказалось участие Иды Рубинштейн, которую Дягилев уговорил выступить последний раз в своей коронной роли Зо-беиды в «Шехеразаде» под уважительным предлогом, что исполняется десять лет со дня премьеры этого балета в Париже. С восторгом публика встречала и появление Карсавиной в «Сильфидах». А Мясин здесь впервые исполнил романтическую роль Юноши (прежде исполнявшуюся Нижинским, а затем Гавриловым), несмотря на то что Дягилев всегда считал, что роль эта ему не подходит, в частности и по той причине, что «ножки» его нынешнего фаворита были далеки от идеала балетного танцовщика.Через три дня в этом же театре труппа вновь открыла Сезон. Один из критиков писал, что без «Русских балетов» в Париже и весна не весна. «Для Дягилева оценка Парижем его эстетических идей всегда имела решающее значение, она давала ему критерий подлинного успеха или провала, — писал Григорьев. — Париж, со своей стороны, всегда жаждал увидеть его постановки». К этому времени Стравинский со своей семьёй переселяется из Швейцарии во Францию. А в Париж приезжает Прокофьев, встреча с которым оказалась необычайно тёплой и радостной. После первого спектакля в опере и праздничного ужина в ресторане по случаю открытия Сезона 8 мая композитор занёс в дневник свои наблюдения: «Дягилев разошёлся, спаивал шампанским, сыпал анекдотами и был великолепен. Стравинский подпил, увлекался скабрёзностями, но был вполне хорош. Очень приятный вечер». Через пару дней Прокофьев получил большое удовольствие от репетиции оперы Чимарозы «Женские хитрости», которую «вёл Дягилев с чрезвычайным увлечением и прямо-таки мастерством, муштруя певцов в каждой нотке, в каждом слове».