Сергей Довлатов. Остановка на местности. Опыт концептуальной биографии

Неожиданное открытие, право, – оказывались в психиатрических больницах, спивались и кончали жизнь самоубийством не только в СССР, в Штатах, следует заметить, тоже имели место подобного рода недоразумения (так, в Хьюстоне в 1984 году покончил с собой писатель, художник, философ, участник ленинградских ЛИТО, приятель Довлатова по Питеру Яков Виньковецкий).

Безусловно, Сергей догадывался об этом еще «там», но, оказавшись «здесь», надо думать, был изрядно удивлен увиденным.

Изначально эта местность Форест-Хиллс на пересечении 108 Street и 63 Drive представилась, разумеется, совершенно неведомой, однако повадки ее обитателей оказались более чем узнаваемыми, словно и не уезжал из Ленинграда или Пскова, Таллина или из того же Кургана. А коли так, то и старые привычки не замедлили о себе напомнить, особенно после того, как конфликт в газете зашел слишком далеко и работать в ней стало невозможно.

Ситуация усугублялась еще и тем, что круг общения Довлатова в Штатах составляли исключительно бывшие соотечественники, иметь дело с которыми (за редким исключением) после произошедшего в НА не хотелось, а плохое знание английского языка (как ему казалось) не позволяло Сергею вслед за Бродским влиться в компанию высоколобых нью-йорскских интеллектуалов и литературных критиков.

Все это в конечном итоге так напоминало несхождение Довлатова с ленинградским андеграундом, где его принимали за рассказчика пусть и романтических, но все же анекдотов.

Казалось, что он был обречен ходить по этому замкнутому кругу – вновь и вновь, играя роль «рубахи-парня», идущего на компромиссы, души общества, главного редактора и проч., на поверку оказываться в одиночестве у себя на кухне, впадая при этом в депрессию и запой.

Из письма Сергея Довлатова: «Тут произошли довольно грустные события. Я угодил в госпиталь с желудочным кровотечением, и через два часа стало известно, что у меня, бывшего здоровяка – цирроз печени, цистит (что у мужчин бывает крайне редко) и опухоль… в мочеточнике. Сначала все решили, что это рак и даже поделились этим известием с Леной. (Мать до сих пор ничего толком не знает). Затем около двух недель меня терзали, и наконец выяснилось, что опухоль доброкачественная, однако цирроз остался со мной. В общем, как у Крылова – «Рак пятится назад», цирроз же – ни с места. Опять же, как там у Некрасова – «Цирроз-воевода с дозором обходит владенья свои…»

Короче, я из здорового человека превратился в больного – забыл сказать, что у меня еще и сворачиваемость крови плохая – курить нельзя, пить нельзя, есть нельзя ничего такого, ради чего люди садятся за стол».

А за стол в середине-конце 80-х стали садиться по большей части поехавшие наконец в Штаты (туда-обратно, наступило такое время) друзья из Москвы и Питера. Понятно, что эти посиделки оборачивались жесточайшими загулами впервые оказавшихся в «свободной стране» и уже знавшего об этой стране если не все, то многое.

Опять же пьянило слово «перестройка», так напоминавшее слово «оттепель».

С каждым разом выходить из этих запоев становилось все тяжелей и тяжелей…

После ухода Довлатова из «Нового американца» и закрытия газеты в 1985 году журналистские страсти стали постепенно уходить в историю. Однако на смену им пришли другие – книжные.

В 1977 году, как известно, «Ардис» опубликовал «Невидимую книгу» Сергея Довлатова, по сути, толкнувшую его в эмиграцию. Казалось бы, начало взаимодействию с ведущим издательством, в котором печатались теперь уже классики русской литературы конца XX века, было положено. Но парадокс. После того как Довлатов перебрался в Америку, Карл Проффер (создатель и главред «Ардиса») словно бы забыл о нем (известно, что следующая книга Сергея в «Ардисе» выйдет уже после его смерти, да и смерти Карла Проффера тоже).

В 1980 году в Париже в издательстве Александра Глезера «Третья волна» было напечатано «Соло на ундервуде», а в 1981 году в «Серебряном веке» вышел «Копромисс».

В главе «Иные волны» мы уже писали о жанровом своеобразии довлатовских текстов, вернее, о такой их особенности, как «фрагментарность», говоря языком Виктора Борисовича Кривулина.

То есть каждая новая книга писателя являлась сборником рассказов, смысловых эпизодов, связанных теманически и текстологически. Всякий раз, садясь за новую книгу, Сергей, по сути, садился за переработку и форматирование прежних текстов, занимался сбором рассказов и своего рода их подгонкой друг к другу. Именно эта (техническая) работа Довлатову удавалась не всегда, отнимала у него массу сил и нервной энергии. Впрочем, и не его это была задача в конечном итоге, потому как этим должен был заниматься профессиональный редактор, который бы чувствовал энергетику писателя, его стиль и метод.

В начале 80-х таким редактором и издателем Сергея стал Игорь Маркович Ефимов (1937–2020).