Сергей Прокофьев

В противоположность знаменитой картине Репина «Иван Грозный и его сын Иван 16 ноября 1581 года» (1870–1873), доступной обозрению всякого желающего в стенах Третьяковской галереи, воплощающей в себе именно образ ужаснувшегося собственному безумию и злодейству Ивана, стихотворение Майкова начинается с утверждения, что место Ивана в истории далеко не уяснено, ибо «последнего суда <…> над ним судьба не изрекала». А потом звучит и воображаемый монолог самодержца, оправдывающего своё предельно жесткое правление, указывающего на родство с другими двумя великими царями, Петром и Екатериной, и даже предсказывающего своё неизбежное возвращение в новом обличье:

«Я царство создавал — и создал, и доныне —
Сказал бы он, — оно стоит четвёртый век…
Судите тут меня. В паденьях и гордыне
Ответ мой Господу — пред ним я человек.
Пред вами — царь! Кто ж мог мне помогать?.. Потомки
 Развенчанных царей, которым резал глаз
Блеск царского венца? А старых прав обломки
Дороже были клятв и совести?.. Держась
За них и Новгород: что он в князьях, мол, волен!
К Литве, когда Москвой стеснён иль недоволен!
<…>
Княгиня — мать моя — как умерла?
Молчат Княжата Шуйские… <…> А Курбский? Он ушёл!
«Не мыслю на удел,» — клянётся мне и Богу,
А пишется в Литве, с панами не таясь,
В облыжных грамотах как «Ярославский князь»!
Клевещет — на кого ж? На самоё царицу —
Ту чистую, как свет небесный, голубицу!
Всё против!.. Что же я на царстве?.. Всем чужой?..
Идти мне с посохом скитаться в край из края?
Псарей ли возвести в боярство — и покой
Купить, им мерзости творить не возбраняя,
И ненавистью к ним всеобщей их связать
С своей особою?.. Ответ кто ж должен дать
За мерзость их, за кровь?.. Покинутый, болящий,
Аз — перед Господом — аз — паки пёс смердящий
В нечестье и грехе!..
Но царь пребыл царём.
Навеки утвердил в народе он своём,
Что пред лицом царя, пред правдою державной
Потомок Рюрика, боярин, смерд — все равны,
Все — сироты мои…
И царство создалось!
Но моря я хотел! Нам нужно насажденье
Наук, ремёсл, искусств. Всё с боя брать пришлось!
Весь Запад завопил; опасно просвещенье
Пустить в Московию! <…>
И труд был довершён
Уж подвигом Петра, умом Екатерины
И нашим веком…
Да, мой день ещё придёт!
Услышится, как взвыл испуганный народ,
Когда возвещена царя была кончина,
И сей народный вой над гробом властелина —
Я верую — в веках вотще не пропадёт,
И будет громче он, чем этот шип подземный
Боярской клеветы и злобы иноземной…»

Не есть ли майковская ревизия — прямое пророчествование о диктатуре Сталина? Режиссёр, без сомнения, задавал себе и такой вопрос.