В заключение изложенного считаем полезным поддерживать в низших классах всех наций революционные идеи, не исключая и социалистических, хотя и ведущих к крайностям и бурным эксцессам. Хотя атеизм сам по себе и вреден делу обновления человечества в антихристианском духе, но мы и его введем в русло самых крайних социальных теорий, заведомо осужденных на полный неуспех, но нужных для кратковременного государственного переворота, которому немедленно же должна воспоследовать самая энергичная реакция. Таким образом, мы, с одной стороны, дискредитируем до последней степени суеверную теорию Божества в духе адонаизма, так что к нам примкнут даже и последние его священники в переходную эпоху господства свободомыслия; а с другой стороны, мы примем меры к тому, чтобы толпа не лишилась веры в сверхъестественное Божественного происхождения, но мы ограничимся лишь указанием при всяком удобном случае на бытие некоего Верховного существа, не открывая, однако, до времени людям наших священных преданий и наших мистических откровений.
Такова воля “доброго бога”.
Посему, когда Самодержавная Россия сделается цитаделью адонаизма, мы спустим с цепи революционеров-нигилистов и безбожников и вызовем сокрушительную социальную катастрофу, которая покажет всему міру во всем его ужасе абсолютный атеизм, как причину одичания и самого кровавого беспорядка. Тогда люди, вынужденные защищаться от ошалелого меньшинства бунтовщиков, уничтожат этих разрушителей цивилизации, а все бесчисленное множество разочарованных в адонаизме, жаждущее в душе своей Божественного идеала, не зная, какому поклониться Богу, примет просвещение от истинного света чрез всемирную проповедь чистейшего люциферианского учения, к тому времени уже открытую и всенародную.
Повсеместное установление на всем земном шаре религии “доброго бога Люцифера” есть дело не одного года, не пяти лет, даже не одного века. Только то дело устойчиво и прочно, которое совершается в постепенной и медленной прогрессии. ХІХ-й век узрел зарождение истинного и доброго католицизма; ХХ-й век будет веком роста и полного созревания посеянного к сроку, определенному в книге небес, когда навсегда окончится летосчисление христианской эры.
Писано и дано в Торжественном своде и подписано у ног священного Палладиума Верховным первосвященником Всемирного франмасонства и десятью Старцами, составляющими Светлейшую великую коллегию заслуженных масонов, в Верховном востоке Чарльстоуна, в возлюбленной Долине Божественного учителя, в 29-й и последний день Луны Аб 000871 года Истинного света (15 августа 1871 года народной эры)».
Таков план страшной секты, определяющий ее надежды и всю ее тактику в отношении не только к римско-католицизму, но и ко всемирному Христианству, не исключая, как мы то видим на многочисленных примерах нашей русской жизни, и Православия.
На заглавном листе 3-й части нашей книги мы поместили изображение идола Сатаны, известного под именем Бафомета Тамплиеров. Изображается он в образе крылатого козла202
с человеческим туловищем андрогина (муже-женщины — по учению Каббалы о сотворении человека), сидящего, как на троне, на кубическом камне, подножием которому служит земной шар, в знамение полномочий его власти в области всех измерений. Между рогами идола факел, просвещающий мір (отсюда и «просвещение», «просвет» в масонской концепции) и приемлющий свет свой от пятиконечной звезды, изображенной во лбу идола, как вместилище разума. Две руки идола, правая поднята кверху, левая опущена книзу; на правой надпись — «Solve» — «разреши», на второй «Coagula» — «связывай», в знак его власти, как Бог, связывать и разрешать на земле (внизу) и на небе (вверху). Три пальца обеих рук, при согнутии двух остальных, обозначают Троицу, в знак восхищения Ея имени, власти и силы Сатаною, возомнившего быть подобным Богу. В чреве идола «falius», перевитый двумя змиями, обращенными головами друг против друга, как источник жизни, проистекающий из координации двух начал — добра и зла. Темя светлый и тельный и между ними во лбу идола пятиконечная звезда обозначает, что Сатана есть звезда утренняя и вечерняя — всеобщий Бог, Бог всяческая и во всем, в себе одном соединивший оба начала.