Попытки образумить или напугать "черных рыцарей" такой мелочью, как стрельба поверх голов, были тщетны. Только потом, когда уже добрая половина из них отправилась, распевая "Оду к радости", на дно, морпехи догадались валить недавних противиков на лед и связывать чем попало. Но слишком неравны были силы. Удержать при жизни удалось тридцать шесть человек из всего гарнизона. Среди них был, конечно, Зеботтендорф, которого к обрыву вовсе не тянуло, и четыре Гитлера, причем один из них говорил только по— венгерски…
— Интересно, барон, — сказал я, — а если вам привязать к ногам колосник горелый и ржавый, да утопить в глубоком месте — тоже воскреснете?
— Так ведь веревка-то перегниет, — сказал барон. — Рано или поздно. Топили. Не один вы такой мудрый.
— Мистер Флеминг так сердит на вас, что наверняка изыскал бы какой-нибудь способ. Рудольф, а вас бросали в расплавленный металл?
— Мистер Флеминг не станет рисковать своей карьерой, — резонно заметил барон.
— За меня с него снимут шкурку, набьют чучело и будут сжигать каждый год за компанию с Гаем Фоксом…
Дверь адмиральской каюты распахнулась, как от удара, и появился М. Таким я его не видел никогда. Так мог бы выглядеть доведенный до белого каления Будда.
— Прошу вас, джентльмены, — проговорил он медленно. — Ник, я хотел бы потом поговорить с вами еще раз. Ян, а вы можете заняться своими текущими делами.
— Да, сэр, — Ян с трудом поднялся и пошел вдоль по коридору. Филя, стоя по стойке смирно с автоматом на груди, проводил его глазами.
— Пожалуй, Николас, мне пора в отставку, — сказал М. — Впрочем, пойдемте, адмирал ждет.
— Он хочет поблагодарить нас за отлично проведенную операцию?
— Он охотно бы вас расстрелял, но Конгресс его не поймет: И зачем вы только приволокли сюда эту гнилушку? — М. кивнул на барона. — Теперь американцы вытянут из него, что захотят.
— Тянули некоторые, — мрачно сказал барон. — И где они все?
— Привык я к нему, — сказал я. — Сколько лет в одни бирюльки играем…
Адмирал был зол и не скрывал этого.
Вся документация по немецкой антарктический военной базе, доставшаяся в свое время союзникам, состояла из трех полуобгоревших страниц, чудом уцелевших в груде бумажного пепла. Бумажки эти больше года пролежали где-то среди малозначащих документов Нюрнбергского трибунала, пока не попались на глаза — совершенно случайно — ребятам Донована, которые сумели извлечь из них кое-что существенное. В частности, сведения о наличии таинственного супероружия и планах его применения. Под это дело и была экстренно организована экспедиция Бирда. И вот вместо желаемой и искомой базы — след применения желаемого и искомого сверхоружия: обширный — с Онежское озеро — залив в море Росса, вода в котором все еще кипит в центре и вряд ли остынет в ближайшие несколько лет…
— Хотите, я назову этот залив вашим именем, Бонд? — спросил адмирал сквозь зубы. — По праву, так сказать, первооткрывателя?
Он явно ожидал, что я отвечу "нет", и я ответил…
— Нет, сэр. Я не настолько честолюбив.
— Отлично, — сказал он. — Тогда я назову его именем своего шурина…
— Наверное, редкая сволочь, — сказал я, повернулся и вышел.
10
Не следует складывать все яйца в одну мошонку.
Ворота закрылись. В морозной темноте подземелья дыхание было громким и искаженным — как из телефонной трубки. Луч фонаря дрожал.
— Пойдем? — неуверенно сказал Николай Степанович.
Гусар молча потрусил вперед. Оглянулся, оскалив зубы. И Николай Степанович вдруг понял, что Гусар идет налегке.
Что-то мигнуло в сознании.
Нет, вторая связка бутылок аккуратно уложена в рюкзак. А Гусар нес на спине проглота. Непонятно, как это соотносилось с грубой действительностью, но из квартиры можно было взять все: пачку любимых турецких папирос "Эльмалы", их в Москве почему-то не достать, неоткупоренную бутылку "мартеля" — и проглота, который вдруг взбесился в террариуме и без которого Гусар уходить отказался.
И вот теперь Гусар шел налегке…
— Ты его оставил в усыпальнице?!
— Грр.
— С ума сошел! Он же вымахает с кита!
— Грр.
— То есть ты уже все решил, да? И все понял? Что нас покупают, что мы зачем-то нужны? И даже догадался, зачем?
— Грр.
— А ведь, с другой стороны — разрешаются миллионы проблем. Наверняка — долой болезни, долой быструю смерть, проблемы пищи, энергии — все уходит. Что они еще там могли? Создавать новые миры, отличные от старого или такие же в точности?
— Грр.
— А мы, значит, гордые: Я знаешь когда вздрогнул? Когда про Шолохова услышал. Ведь мне, в сущности, предложили то же самое — только не роман гениальный, а — судьбу России переделать. Не меньше. Ведь знали, кому предлагать и что предлагать: Ч-черт! Ведь только правду говорил он, только правду!.. А сложилось все в такую приманку…
— Грр.