«…Прошу вышепоименованных господ душеприказчиков, если им когда-нибудь доведется познакомиться с сочинителем книги, известной под названием «Второй части Дон Кихота Ламанчского», попросить его простить меня за то, что я неумышленно дал ему повод написать столько вздору, ибо, отходя в мир иной, я испытываю угрызения совести, что послужил для этого побудительной причиной».
В ноябре 1615 года подлинная вторая часть «Дон Кихота», наконец, увидела свет.
Сервантес вышел из поединка с честью.
Однако не трудно представить себе, как много унесло все это у писателя сил. Правда, теперь была убежденность, что главное в жизни сделано. Может быть, он еще не все сказал своим современникам, и даже наверное не все, но главное, несомненно, сказал. Может быть, они опять не поймут всего, что он хотел сказать, но когда-нибудь поймут.
И уже без душевного надрыва он встретил равнодушие современников к его последней попытке на театральном поприще. В том же 1615 году он издал восемь комедий и восемь очаровательных интермедий.
«…Я знаю, что стезя добродетели весьма узка, а стезя порока широка и просторна, и знаю также, что цели их и пределы различны, ибо путь порока, широко раскинувшийся и просторный, кончается смертью, путь же добродетели, тесный и утомительный, кончается жизнью, но не тою жизнью, которая сама рано или поздно кончается, а тою, которой не будет конца…»
Манча. Бесконечная унылая равнина. И ветер. И дюжина мельниц, закрывающих горизонт. По воле писателя она стала местом упокоения Алонсо Доброго — великого мечтателя Дон Кихота. В последний год жизни Сервантеса она стала надежным прибежищем и для него самого. Он часто наезжал сюда из Мадрида.
Деревенская улица с размытыми колеями и низенькие хатки без окон — Эскивиас. А дальше — без конца и края Манча. И бесприютный ветер, который особенно протяжно воет по ночам. Кто знает, что привело сюда старого писателя? Едва ли Эскивиас стал для него желаннее, чем прежде. Вероятнее всего, опять нужда.
Правда, и у Эскивиас была своя прелесть — вино, душистое, терпкое. Но и этой утехи писатель не мог себе позволить — он был смертельно болен.
Однажды на пути из Эскивиас Сервантес встретил юного студента на осле. Писателю он запомнился тем, что одет был во все серое. Совсем «серый» студент. Он, конечно, знал Сервантеса. Он даже бросился к нему с объятиями. Он даже произнес страстную тираду во славу писателя, и был искренен, этот юноша. А минутой спустя, когда Сервантес пожаловался на нездоровье, «серый» также непосредственно сказал:
— Сия болезнь именуется водянкой, и ее не излечить всем водам океана, если бы даже вы стали принимать их по капле…
Писатель знал это и сам. Он знал, что у него осталось мало времени — слишком мало даже для того, чтобы благодарить «серого» за «деликатность» и «внимание».
И тогда он поместил «серого» в книгу — в «Пролог» к роману «Странствия Персилеса и Сихисмунды» как юмористический эпизод. А в нем сквозь улыбку проступает печаль.
В эту последнюю весну Сервантес, наконец, окончил свой второй роман.
Он рассказал в нем о превратностях фортуны, о скитаниях и разлуках, о неустроенности жизни и ее изменчивости. О всем том, что порой делает человека песчинкой в бурном потоке событий. Но и, «занеся ногу в стремя, охваченный предсмертною тоскою», старый писатель не хотел расстаться с мыслью, что доброе должно восторжествовать. Одинокий, но мудрый писатель знал: без братской дружбы, чуткости, верности человек жить, не может.
Он на себе самом испытал всю гамму человеческой вражды, он видел не только пороки и язвы общества, но и пороки каждого из людей. Он давно ничего не ждал от них для себя лично. И тем более умел ценить добро. Каждую крупицу добра.
В одном из последних своих сочинений умирающий Сервантес написал: «…Если я не в состоянии за добро заплатить тем же добром, то по крайней мере я его обнародую». И он перечне-' лил имена людей, перед которыми считал себя обязанным. Это было все, что он мог для них сделать. Но все, что он мог, он сделал.
Пролог к роману «Странствия Персилеса и Сихисмунды» Сервантес закончил печальными словами: «Простите, радости, простите, забавы. Простите, веселые друзья. Я умираю с желанием увидеть вас счастливыми в мире ином».
Но порой нет-нет да и вспыхивала надежда: а вдруг нить, готовая порваться, выдержит? И тогда возрождались планы новых книг… Но надежды и на этот раз обманули, уже в последний раз.
23 апреля 1616 года Сервантес умер. Его похоронили в монастыре тринитариев — там, где он сам просил.
А в следующем году вышли в свет «Странствия Персилеса и Сихисмунды». Роман, который, по мнению писателя, должен был стать либо самой худшей, либо самой лучшей книгой на испанском языке.
Роман издавался в том же году девять раз. Правда, он не стал ни самым лучшим, ни самым худшим. Однако впоследствии вызвал немало споров у критиков.
Одни пытались найти в романе церковно-воинствующие тенденции. Другие — представить его как фантазию «старческого ума», некое утешительное «романтическое сновидение».