С изумлением, болью, гневом смотрел на эту книгу тот, кто по праву считал, что он и Дон Кихот неотделимы друг от друга. На титуле мелким шрифтом было напечатано другое имя: «Сочинено лиценциатом Алонсо Фернандесом де Авеллянеда из города Тордесильяс».
Если бы все громы небесные вдруг обрушились разом, то и они не оглушили бы писателя так, как этот предательский удар из-за угла. К обидам, мелким уколам самолюбия Сервантес уже почти привык. Но отнять, изуродовать его детище!.. Это было уже слишком.
И кто он такой, Алонсо Фернандес де Авеллянеда, откуда эта вражда: эти намеки на старость Сервантеса, будто сам сочинитель и впрямь никогда не будет стар, это сравнение писателя с развалинами замка Сан-Сервантес?
Имя сочинителя ничего не говорило Сервантесу, не пробуждало и тени воспоминаний. А вот его сочинение…
«Пусть никто не удивляется, — писал Авеллянеда, — что эта вторая часть исходит от другого автора, ибо не так уж редки продолжения разных повествований, принадлежащие перу различных лиц. Сколько поэтов воспевало любовь Анжелики и ее приключения! Написано много различных «Аркадий», и «Диана» принадлежит не одной руке…»
Но нет, здесь-то есть чему удивляться. Книга Авеллянеды скорее примыкает к серии воровских подделок сочинений, популярных у читателей. И этому тоже есть примеры в литературе.
И все-таки что заставило автора прибегнуть к такому подлому средству? Желание сделать коммерцию? Нажиться за счет автора нашумевшего романа? Нет, едва ли только это — тон повествования слишком уж пристрастен.
Может быть, личная обида? Да, Авеллянеда так и указывает: одна из причин написания книги — обида, нанесенная ему. Но трудно предположить, чем обидел человека, если даже не знаешь его в лицо? Правда, вот это уже кое-что разъясняет: Авеллянеда, если верить ему, оказывается, мстит еще более за чужую обиду. Как это он пишет? За обиду, нанесенную ему и еще более тому, «кого столь справедливо превозносят самые отдаленные народы и кому столь многим обязана наша нация…».
Как видно, Авеллянеда умеет все-таки говорить комплименты.
Положим, что именно здесь-то он и неоригинален. Настолько неоригинален, что каждый, прочтя эти строки, как и дальнейшие, скажет, не задумываясь, — это о Лопе де Вега.
А на последние слова тирады следует обратить особое внимание. Похоже, что в них скрытая угроза. Авеллянеда как бы невзначай напоминает, что великий Лопе де Вега, обиженный Сервантесом, «приближен» к святой инквизиции. Сервантес знает это и сам: инквизиция, по обыкновению, попыталась прибрать к рукам того, с кем ей трудно было бы расправиться.
Самое простое предположить, что подложную книгу написал кто-то из окружения Лопе де Вега. А может быть, Лопе служил здесь только удобной ширмой, поводом для полемики, суть которой значительно серьезнее?
Не только Сервантес, но и десятки исследователей его творчества так и не нашли, кто скрывался под именем Авеллянеды. Предположения были очень различны. Существовала версия, что Авеллянеда — псевдоним монаха-предателя Хуана Бланко де Пас, «Вонючего», которого читатель встречает на страницах книги Бруно Франка.
Однако лицо человека, выступившего с подлогом, было ясно уже Сервантесу.
В тот момент, когда вышел подложный «Дон Кихот», Сервантес далеко продвинулся в написании своей второй части. И с 59-й главы вплоть до последней, 74-й, он не упускает из виду своего противника.
Писатель понял, что, чья бы рука ни водила пером, — эго выпад представителя антигуманистической реакции против самой идеи его книги. Авеллянеда был не мстителем, а скорее воинствующим идейным противником. Ведь он не просто продолжал роман Сервантеса, он пародировал его, компрометируя героя, намеренно снижая его образ, высмеивая именно все то, что было Сервантесу важно и дорого.
В изображении Авеллянеды Дон Кихот выглядел безнадежным безумцем. Умного и благородного героя Сервантеса Авеллянеда превратил в подозрительного, завистливого, несчастного бедняка. Усилив в его облике натуралистические черты помешательства, он в то же время отказал Дон Кихоту в благородной рыцарственности.
Наивно-лукавый и по-крестьянски трезвый, Санчо Панса был превращен им в обжору и жадюгу.
И с 59-й вплоть до 74-й главы Сервантес строит книгу так, чтобы все могли прочесть его ответ Авеллянеде. Он усиливает свои идейные позиции. Он точно обозначает, от чего отрекается и чего хочет, — чтобы жизнь была перестроена на справедливых началах. Устами героя он, рассказывает современникам о своих сомнениях, раздумьях, надеждах. Он глубже раскрывает трогательную человечность обоих своих героев. Он исцеляет Дон Кихота от безумия. Он согласен даже, чтобы герой его умер, — пусть хоть смерть охранит его от новых посягательств борзописцев. Пусть никто уже не припишет к его честной и благородной истории ни одной пошлой строчки.
А в завещании Дон Кихота он помещает такие слова: