Серые камни

Риоры, лейры, челядь, стражи — все, кто находился в Борге, невольно переводили взгляды с покойного лиора на его дочь, и в глазах некоторых появлялось изумление, даже испуг, потому что в это мгновение сложно было понять, кто из повелителей риората действительно мертвец: умиротворенный мужчина в гробу, или девушка, глядевшая на него немигающим взглядом. Ни единого звука, стона, или всхлипа. И если бы не причитания овдовевшей лейры, над Боргом и вовсе бы повисла неприятная гнетущая тишина. Хотя… Слушать несчастную женщину было тяжко.

— Возлюбленный мой… — можно было разобрать сквозь судорожные всхлипы: — Вернись ко мне!.. Зачем, зачем ты ушел от меня?… Бриар! Душа моя… Умоляю…

Лейры тихо плакали, слушая стенания вдовы, и незаметно сжимали ладони своих мужей, если они стояли рядом. Причитали служанки, не стеснявшиеся своих слез. Утирали глаза слуги, и только риоры молчали, как юная лиори. И только Дин-Бьен не выдержал и порывисто отвернулся, спрятав свое горе на плече Фойра. Позади приближенных господина замер Тиен Дин-Таль. Он не смотрел в гроб, он глядел только на Альвию. И юному риору хотелось только одного: подойти к ней, встряхнуть и закричать, чтобы она освободила свое горе, чтобы пролила слезы и смогла, наконец, вздохнуть. Но он этого не себе позволить не мог, потому продолжал стоять и мучиться от невысказанного и ненужного лиори сочувствия и жалости.

А ей и вправду не нужна была жалость. Перворожденная прогнала бы каждого, кто стал бы уверять ее, что все еще будет хорошо, и время исцелит раны. Такие жалкие и пустые слова… Разве можно залечить ту рану в ее груди, которая теперь будет кровоточить изо дня в день, из года в год до тех пор, пока не придет ее час, и гроб с телом лиори вот точно так же не выставят во двор Борга? Разве возможно убрать из ее души бездонную пропасть Архона, раскрывшего свою пасть в ту минуту, когда она увидела…

Альвия еще сильней стиснула гроб и едва заметно выдохнула, потому что вновь увидела тело отца и того, кто занес над ним руку с ножом.

Боги, она ведь любила его! Любила убийцу своего отца и господина! И даже сейчас страдала от тоски. Неправильной, ненужной, преступной, но стоило закрыть глаза, и она вновь видела его лицо напротив и слышала признания, которые он шептал ей, и их поцелуй… Он смотрел ей в глаза, говорил о любви, а потом пошел и убил лиор!

— Боги, — простонала Перворожденная, наконец, издав первый звук с тех пор, как встала рядом с гробом.

Она ненавидела себя за те чувства, что еще тлели в ней, презирала свою слабость. Они казались Альвии предательством, постыдным, мерзким, грязным. Лиори на мгновение прикрыла глаза, а после вновь устремила взор на лицо отца. Она рассматривала его черты, заставляла себя запомнить и линию бровей, и высокий лоб, пересеченный венцом, и нос с небольшой горбинкой, которую он получил в сражении. И скулы, и родинку на щеке, и подбородок, покрытый небольшой бородкой. И губы…

Он так по разному умел улыбаться, и Альвия помнила каждую из улыбок. Ироничную, насмешливую, веселую, рассеянную, вежливую, широкую, озорную. А еще она помнила его смех, такой заразительный, что невозможно было не засмеяться в ответ, совсем как смех Райверна… Перворожденная мотнула головой, изгоняя мысли о вероломном изменнике и убийце. Он не смел отравлять момент прощания, не смел лезть в душу, не смел заставлять сравнивать его с отцом. Не смел!

Лиори откинула назад голову и закрыла глаза. Это было безумием. То, что происходило сейчас было настоящим сумасшествием. Ее отец не мог лежать на этом скорбном ложе, не мог быть холодным, словно камни в склепе, куда вскоре отнесут его тело. Он не мог быть мертвым, не мог! Как он может умереть, а виновные в его смерти остаться живыми? Как он может ходить, разговаривать, смеяться своим лживым заразительным смехом? Как он может дышать и не отравиться воздухом, отныне пропитанным жгучей горечью ненависти?! И как может жить его поганый господин? Как они смеют жить, когда лиор Эли-Борга умер?! Как?!!

Боль оказалась слишком сильной, чтобы удержать ее внутри, она переполнила душу и хлынула наружу:

— Я, Перворожденная Альвия, лиори Эли-Борга, клянусь тебе, мой отец и господин, что не обрету покоя до тех пор, пока каждый, кто причастен к твоей смерти не отправиться вслед за тобой. Даже через годы возмездие обрушится на головы виновных, и месть свершится. Пусть Боги и люди станут свидетелями моей клятвы. Да услышит ее каждый и передаст другому, дабы не могла я свернуть с пути праведного гнева и отмщения!

Слова дались легко и принесли толику облегчения измученной душе юной лиори. И мать, вскинувшая голову, пока ее дочь говорила, схватила Альвию за руку, прижалась к ней мокрой от слез щекой:

— Благодарю, — жарко произнесла лейра Борг. — Благодарю, дитя мое.

И люди опустились на колени перед силой гнева своей госпожи. Они услышали и приняли ее клятву сердцем. Нерушимая клятва опутала Перворожденную невидимыми цепями, но ей было легко под ее тяжестью, потому что душа жаждала отмщения…