И действительно, в январе 1982 года после приема безобидного ативана у Брежнева развился период тяжелой астении. Как рассказывал Андропов, накануне трагического 19 января он повторил свое предупреждение Цвигуну. И после этого днем 19 января покончил с собой Цвигун, который не смог выполнить поставленную перед ним Брежневым задачу — контролировать Андропова… Как и в случае с Иноземцевым, некролог по Цвигуну был подписан Андроповым и почти всеми членами Политбюро, кроме Брежнева.
Поэтому можно считать, что «коллективный Иноземцев» в лице самого Иноземцева, Арбатова, Примакова и их команды реформаторов стал серым кардиналом при Брежневе и далее, но это называлось уже по-другому.
Андропов
Андропов, начиная свою политическую карьеру в Москве, оказался в сложной ситуации. Он не входил в группу председателя КГБ Шелепина. Суслов ему не симпатизировал, а с председателем Совмина Косыгиным у него были плохие отношения. Поэтому он старался понравиться Брежневу, и в мае 1967 года, неожиданно для многих, он вышел из кабинета Брежнева председателем КГБ СССР.
Вероятно, он искренне не хотел этого назначения.
Андропова вообще никто не спрашивал — его просто назначили и поставили задачи, от которых он отказаться не мог. В те годы переход из секретарей ЦК в председатели КГБ считалось понижением, поэтому он не мог предполагать, что эта должность сделает его одним из самых влиятельных в стране людей и приведет в кресло генерального секретаря.
Поэтому Брежнев через месяц на пленуме ЦК перевёл Андропова из кандидатов в члены Политбюро. После Берии и Игнатьева он стал первым руководителем госбезопасности, удостоенным высокого партийного звания. Это был аванс от Брежнева на будущее. Поэтому для Юрия Владимировича забота о генеральном секретаре была на первом месте. КГБ не только охранял генерального секретаря, но и оберегал его от любых неприятностей и проблем.
Андропов был верным соратником Брежнева, он был искренне уверен, что именно Леонид Ильич должен руководить партией и государством. Во всех дискуссиях он поддерживал его и следил за тем, чтобы другие тоже были лояльны к Брежневу. Для этого прослушивались не только телефоны. В КГБ знали всё, что говорилось на квартирах и дачах членов руководства партии и правительства.
Поэтому сотрудники аппарата правительства и ЦК КПСС боялись сказать что-нибудь лишнее. Брежнев очень ценил Бовина, который сочинял ему речи, показывая на многотомное собрание сочинений Брежнева, любил говорить:
— Это не его, а мои лозунги повторяет советский народ!
Но когда КГБ перехватил письмо Бовина, в котором он жаловался, что вынужден работать «под началом ничтожных людей, впустую», Андропов позвал Арбатова, дружившего с Бовиным, показал ему письмо и пояснил, что придется показать письмо Брежневу, а он примет эти слова на свой счет. Арбатов пытался разубедить Андропова, но Бовина убрали из аппарата ЦК и сослали в газету «Известия», хотя через несколько лет Брежнев простил его и Бовина вернули к написанию речей генерального.
Коллеги и враги Андропова
Однако, доверяя Андропову, Брежнев тем не менее ввел в руководство КГБ двух верных ему генералов — Цвигуна и Цинева, которые стали заместителями председателя КГБ и доносили о каждом его шаге. Когда Брежнев уезжал из Москвы или возвращался, кроме членов Политбюро его обязательно сопровождали Цвигун и Цинев. Зять Брежнева Чурбанов рассказывал, что они часто бывали на даче у Брежнева и «пользовались его особым расположением».
Цвигун был рослым и склонным к полноте, с приятными чертами лица и манерами. С подчиненными в КГБ он никогда не был откровенным — говорил одно, а делал другое. Цинев был невысокого роста, всегда с наголо бритой головой. Он обладал незаурядным умом, проницательностью, смешанной с подозрительностью, но главное — он в годы войны прошел закалку на фронтах Великой Отечественной войны и был настоящим профессионалом в области контрразведки.
Цинев
При Брежневе генерал армии Георгий Карпович Цинев был представителем его днепропетровского клана. Это был энергичный и напористый, высочайшего класса профессионал контрразведки, склонный докапываться до мелочей и контролировать лично абсолютно всё, за что его смертельно боялись некоторые пострадавшие и даже ненавидели многие подчиненные, хотя и уважали его за профессионализм.
В нем естественно уживались простота, доступность и обманчивая открытость, с капризностью, непредсказуемостью, восприимчивостью к сплетням, властолюбием и болезненным стремлением постоянно быть на виду… Цинев никогда ничего не забывал и всегда находил возможность свести личные счеты.