Нет, больше делиться опасениями я ни с кем не стану, своя шкура дороже. Если эта 'организация Х' и устроит диверсию, то мишенью, судя по всему, явится Запад. На семинарах были русские, но больше азиатов, да и американцы присутствовали. Сибил то чем родная Америка не угодила?… Может, это вообще чисто коммерческое предприятие с целью устроить грандиозный обвал акций, а потом скупить по дешевке? Что-то подобное говорил Глеб во время лесной прогулки. Тогда разговоры о справедливости лишь приманка, и за всем стоят очень большие деньги. Тем более не стоит связываться, а то потом уберут исполнителей…
Темнота убегала назад, но все так же оставалась стоять за окном. В голове мучительно ныло: что-то не укладывалось в эту простую схему. Ах да, странная парочка: Аннабель и ее спутник с мечом. Упоминание о каком-то Рарохе. Да еще необычные сны…
Но что я тогда мог понять?
Жизнь стала совсем тоскливой: утром я уходил на работу, а вечером возвращался в коммунальную квартиру, жарил картошку на чадной кухне и ужинал под прикрепленной к стене фотографией Киры - той, где она манила в мир солнца и моря.
Да еще все время оглядывался…
Как-то возвращался через парк, улицу после покушения не любил. Облака цвета рдеющего железа повисли над заснеженной аллеей, и у меня перехватило горло: облачный замок, призрачная копия Ай-Павели, плыл в глубокой синеве. И я снова вспомнил серые лужайки парка, прохладное предплечье Киры, ее мягкие губы…
Облачные башни Ай-Павели померкли, подножия утонули в лиловой тени, а потом все стало расплываться. Вскоре остался только облачный гриб, вершина которого тревожно горела красным огнем…
Я больше не колебался и, вернувшись в свою комнату, написал Кире, что собираюсь приехать. А вскоре получил ответ, что во время практики она будет дома, и давала адрес.
Я пошел отпроситься к заведующему кафедрой, в его закутке едва умещался письменный стол, книжный шкаф и вешалка, так что мне пришлось стоять. Самгин как-то странно поглядел на меня:
– Ты знаешь, что у нашего института есть филиал на севере?
От обращения на 'ты' я поморщился, но Самгин будто не заметил.
– Слышал, - неохотно сказал я. - Но он как будто исследовательский, студентов там нет.
– Ну да, - Самгин пожевал губами. - Мне позвонил тамошний директор: у них несколько человек работает над диссертациями, надо помочь с подготовкой к сдаче кандидатского минимума по философии. Да и для сотрудников почитать лекции по социологии и политологии, сам знаешь - политическое образование снова в моде. Обещал хорошо заплатить, у них контракты с Минобороны и зарубежными фирмами.
– Вы предлагаете мне поехать? - удивился я. - А кто будет здесь вести семинары?
– Ну, на этот год мы обойдемся. - Самгин глядел на меня с явным любопытством, и я вдруг вспомнил Глеба: не он ли походатайствовал?
– Так что можешь съездить куда хочешь, а потом сразу на север. Подумай.
Я вернулся за свой стол, посидел, вспомнил предостережение Глеба и… согласился. Может быть, там меня не достанут. А главное, можно съездить к Кире…
И снова поезд, только теперь за окном не пыльная зелень Крыма, а белые равнины и заснеженные леса.
Наконец заскрипели колеса, поезд остановился, и я сошел на промерзший перрон. Сразу поспешил на автостанцию, где на плакате над кассой суровый кондуктор хватал за уши съежившегося от страха зайца-безбилетника. Потом долго ехал в автобусе, и сумерки сгущались среди мелькания елей.
Наконец лес сменился огнями поселка. Спросив дорогу, я пошел по улице среди сугробов, из труб в темно-синее небо поднимались столбы горьковатого дыма. Не без труда отыскал нужный дом, поднялся на второй этаж и позвонил. Сердце сильно билось.
Открыла Кира. Она была в голубом домашнем халатике, завитки светлых волос рассыпались по плечам, серые глаза радостно расширились.
– Ой! - она обхватила меня руками, и я ощутил возврат того мягкого, ласкового, что было когда-то летом, и, казалось, навсегда ушло.
Мать Киры - крупный нос придавал лицу несколько суровое, всматривающееся выражение - накрыла на стол, и меня накормили рассыпчатой картошкой и сочными горячими колбасками. Я искренне сказал, что давно так вкусно не ел: за время студенческой жизни мой идеал обеда сузился до гамбургера и бутылки пива. Мать Киры довольно улыбнулась.
На ночь затопили печку - отопление почти не грело, - и постелили мне на узком диване. Я праздно следил за красноватыми отсветами на потолке, когда вошла Кира. Она присела на краешек дивана, нагнулась, и ее волосы рассыпались, затмив неверный свет. Губы были мягкими, поцелуй долог, и мое тело снова нежилось, как когда-то в сумраке парке.
Но когда я стал настойчивее, Кира отодвинулась.
– У меня отец с матерью за перегородкой спят, - со смешком шепнула в ухо.
Так и ушла. Я почувствовал легкую досаду, но чувство уюта не проходило, и вскоре заснул. Во сне я словно плыл над дорожками парка, и мне было радостно, потому что где-то среди уходящих в ночь деревьев ожидала Кира.