Серые земли Эдема

– Привет и тебе, - медленно произносит холодный звучный голос. - Кто бы ты ни был, посетивший меня в заточении.

– Тебе недолго осталось, - хрипло говорю я. - Что-то происходит, и вы обретаете свободу.

– Знаю, - тяжко падает слово. - Вы, люди, слишком неосмотрительны с энергиями. Впрочем, какой смысл в осмотрительности и расчете? Это не приводит к величию.

Прямо-таки светская беседа, но что поделаешь? Я немного размышляю - что еще сказать? - и указываю на вагончики.

– Странный способ путешествия.

– Не особенно, - глаза Рароха не отпускают меня. Странный у них цвет, янтарно-желтый. - По этой линии прибудут многие, ты лишь первый.

Я оглядываюсь:

– Не вижу второго пути. Или тут однопутное движение?

Слышится рокот, словно удары грома чередой отражаются от черного неба - Рарох смеется.

– Отсюда никто не вернется, - отсмеявшись, говорит он. - Движение будет только в одном направлении.

– А как же?… - растерянно начинаю я, но Рарох не дает закончить.

– Началось! - Он встает во весь исполинский рост, синяя ткань соскальзывает, и мне снова является темная мускулистая фигура, которую уже видел в подземельях Москвы.

Голубой шар Земли начинает мерцать, и я опять вижу странное зрелище. Серые холмы Луны искрятся фиолетовыми огнями, в темном небе словно распахивается окно, и я с содроганием вижу знакомую картину: снежные горы, заиндевелый лес и ряды металлических мачт на обширной вырубке.

Губы Рароха, будто высеченные из темного камня, медленно расходятся, приоткрывая белые зубы. Он делает несколько шагов, колонны и арки содрогаются от гулких ударов, угловатая черная тень ложится на мраморный пол… и Рароха уже нет. Помедлив, исчезает и тень, а следом гаснут фиолетовые огни. Я остаюсь один.

Оглядываюсь по сторонам: жуткий вокзал с черным небом вместо крыши, угрюмый огонь самоцветов, неподвижные голубые вагоны. Я снова вспоминаю, что всё это только сон и пытаюсь проснуться.

Безрезультатно.

Наверное, есть сны, от которых не пробуждаются - недаром Рарох сказал, что отсюда нет возврата. Правда, если верить ему, то я не вечно буду один, появятся и другие…

Мне делается так тошно, что хочется задрать голову к голубому шару и завыть, как это делают собаки. Только те воют с Земли на Луну…

Хоть бы кто помог!

Сзади раздается кашель.

От радости перехватывает дух, и я резко оборачиваюсь. Это он - проводник по снам. Тот же темный костюм, то же бледное лицо и белые перчатки, только машины на этот раз нет.

– Здравствуйте! - довольно ошалело говорю я. - Не вытащите меня отсюда?

– Для этого меня и послали, - сухо отвечает он. - Это чрезвычайное поручение, вас занесло в очень непростое место. Но помните, что теперь у нас осталась лишь одна встреча. Не потратьте и ее впустую.

Я как-то пропускаю это мимо ушей.

– А что мне делать? - спрашиваю глупо.

– Садитесь в поезд, - пожимает плечами проводник. - Дорог всегда бывает больше, чем говорит Рарох.

Я устало захожу в вагон и плюхаюсь на сиденье. Ну и сны у меня!

Не знаю, что сделал проводник - возможно, сел вместо машиниста, но поезд трогается, за окнами почти сразу темнеет, а меня начинает укачивать. Сначала я киваю головой, а потом ложусь на пыльный диванчик и проваливаюсь в сон…

Когда открыл глаза, то по-прежнему ехал в поезде, но за окном голубел снег и плыл изъеденный зимней стужей кустарник. Словно ружейный ствол, на горизонте угрюмо синело небо. Уже вечер…

Жутковатые пейзажи Луны вспоминались, как сон. Я отлежал бок, а вдобавок хотелось есть, так что слез с полки, развернул колбасу и принялся за скромную трапезу. Что сейчас делает Кира?

Старик подвинулся (девочку я не решился тревожить), но разговаривать не стал, беззвучно шевелил губами. Симон свесился, оценивающе оглядел меня из-под упавших черных волос - ну и грива! - и скрылся снова.

Я поел и забрался на полку. Думал, что теперь долго не усну, но глаза закрылись почти сразу. Мне снился Крым…

Утром за окном по-прежнему синел снег, а потом поезд въехал в белый пар. Внизу поплыли заиндевелые камни, сквозь скрип колес послышался однообразный шум воды - поезд взошел на мост. Черные потоки низвергались среди белых клубов в серую пустыню моря…

И почти рассвело, когда поезд, тукая колесами по мерзлым рельсам, подтянулся к деревянному вокзалу. Здесь железный путь поворачивал от Белого к холодному Баренцеву морю.

Кандалакша.

– Она потому так называется, Андрей, - объяснил старичок, сидя на постели и глядя, как я собираюсь, - что до нее арестантов в кандалах везли, а тут снимали, отсюда не убежишь. Они и радовались: 'Кандалам ша!' - конец, значит. Но это только говорят так, а нам кандалов не надевали. Ничего, и тут жить можно. Ангела тебе!

Симон не выглянул из-под простыни. Девочка посмотрела припухшими глазами и тоже спряталась под одеяло. Я подхватил чемодан и спустился в промозглый холод. Огляделся.

За путаницей рельсов поднимались лесистые холмы, а над ними снежные горы. Две были особенно красивы - словно нагие женские груди выступали из темной одеждой лесов.

В деревянном здании вокзала было тепло. В кассе потребовали паспорт и командировочное удостоверение.