Серые земли Эдема

Черная лоснящаяся дверь приоткрылась, едва тронул ее. В нос ударило спертым воздухом, в окно глядела белая ущербная луна. Я толкнул дверь дальше и замер: до пояса прикрытая простыней, на медвежьей шкуре лежала Лара. Слабо блестели выпуклые подушечки грудей с темными сосками, пухлое личико тонуло в тени и казалось нахмуренным. Рядом лежал Клима - совершенно голый, закинув волосатую ногу на Лару. Вдруг он пошевелился, и я увидел, как приоткрылись и стеклянно заблестели глаза - словно у медведя. Во рту у меня пересохло, и я поспешно отступил.

Хлипкую квартирную дверь пришлось просто выбить.

Долго не засыпал - лунный свет блестел на половицах, и мне вспомнился греческий миф об Актеоне. Тот случайно вошел в грот, где купалась богиня охоты Артемида, и в наказание за то, что увидел ее нагой, та обратила юношу в оленя. Его загнали и растерзали собственные собаки. Но ведь Лара не Артемида…

На следующий день голова болела, с трудом комментировал доклады студентов на семинаре.

Во время обеденного перерыва в коридоре собрались люди: возле столовой стояли клетки с белыми мышами, и народ совал сквозь проволочную сетку кусочки хлеба. Мыши обнимали их передними лапками и ели, благодарно блестя черными глазами.

К вечеру я заглянул на почту и обнаружил в своем ящике письмо от Киры. Она жаловалась на скуку и тревожные сны: какая-то непонятная война, бегство через мертвые леса и города…

И я томился по ласковым рукам и объятиям Киры. Подолгу не мог заснуть, ворочаясь на скомканной простыне. Иногда вставал и подходил к разрисованному морозом окну, чтобы остудить горячее тело. Темное небо порой озарялось: возникали светящиеся столбы, трепетали и распахивались голубые завесы. Словно изукрашенные жемчугом двери мимолетно открывались в другие миры…

А дни шли, хотя правильнее сказать, что тянулась долгая полярная ночь. Лишь ненадолго на востоке появлялась красная полоса, и немного светлело. Романа больше не видел, тот пропадал в лаборатории. Зайти туда я не мог, не знал кода, а на стук не открывали - похоже, поставили видеокамеру. Чтобы не так скучать, я стал совершать лыжные прогулки. Взял напрокат лыжи (в институте была небольшая лыжная база), и в короткое светлое время выходил во двор. Защелкивал крепления, отталкивался палками и скользил по скрипучему снегу. Лыжня начиналась у институтских зданий, огибала несколько заброшенных пятиэтажек и уходила в лес.

Изредка попадались другие лыжники, но чаще я один взбирался по склону среди шумящих елей. Извилистая лыжня поднималась на оголенную вершину холма с большими валунами и редкими искривленными соснами, а дальше был спуск в лощину и крутой подъем на настоящую сопку с белым безлесным верхом. Иногда в лощину спускался ломаный лыжный след, но я туда не ходил. Опирался на палки и оглядывал бледную вереницу сопок, темное одеяло лесов, полотно замерзшего моря.

Быстро смеркалось, снежинки секли разгоряченное лицо, и я отправлялся обратно. Спуск не занимал и двадцати минут, я быстро скользил среди сумрачных елей, а навстречу перемигивались желтые огоньки института.

Так проходили дни, складываясь в недели, и как-то незаметно приблизились новогодние праздники. Я вдруг сообразил, что могу на неделю съездить к Кире. Пошел отпрашиваться у Климы - тот все еще исполнял обязанности директора, - а Клима неожиданно отказал.

Поглядел на меня стеклянным взглядом (я машинально покосился на медвежью шкуру), отвел глаза и стал объяснять, что у нас режимный объект и нечего шастать туда-сюда. Жди, мол, окончания срока контракта.

Я вышел взбешенный. Лара начала было игриво улыбаться, но сразу сникла. На фига мне такая работа! Столько для них сделал, а теперь воротят нос. И так уеду, пускай хоть увольняют.

Но в кассе без подписанного обходного листа билет не продали.

Я вернулся в свою квартиру, лег на старый жесткий диван и стал глядеть в окно на белесые сопки. От злости даже перестал думать о Кире. Опять пытаются ограничить мою свободу. Сначала эта хренова 'организация Х' в Грузии, а теперь этот хренов директор.

Ну и черт с ними! Опять уйду, и на этот раз обойдусь без посторонней помощи. Как там сказано у Ницше: 'Хотение освобождает: это есть истинное учение о воле и свободе'.

Я встал и развернул карту-двухкилометровку - купил, чтобы лучше ориентироваться на лыжных прогулках. Когда разглядывал ее раньше, то уже обратил внимание, что железная дорога на Мурманск проходит не так далеко, за грядой сопок. На местном поезде пришлось долго ехать в обход горных отрогов.

Так, надо подняться на холм, куда забирался на лыжных прогулках, а потом перемахнуть сопку и спуститься к железной дороге. Всего-то километров двадцать. Только надо дождаться выходных, чтобы не сразу заметил Клима.

То-то засуетится…

В субботу светало медленно, с темного неба иногда слетали снежинки. Я вышел пораньше, чтобы в предрассветных сумерках миновать знакомый участок пути. Легкий рюкзак елозил по спине, лыжня еле виднелась. Когда над белым простором замерзшего залива зардела заря, я был уже на вершине холма.